Через пустыню

— Стой! Я сделаю все, что ты хочешь. — Он вернулся на свое место и взял из тазика тлеющий уголек, чтобы поджечь табак в трубке. — Я готов. Теперь говори! — потребовал он от меня после этого.

— Сегодня один богатый египтянин послал за мной, потому что заболела его жена… Он следил за мной все время, но женщина все же нашла время тихо шепнуть мне: «Спаси Зеницу!» Следовательно, таково ее настоящее имя, хотя хозяин дома называл ее Гюзель.

— Что ты ей ответил?

— Что я ее спасу.

— Эфенди, я люблю тебя. Тебе принадлежит моя жизнь! Он похитил ее и увез. Он захватил ее обманом. Пойдем, эфенди, мы должны идти. Я должен по меньшей мере увидеть дом, в котором ее держат в плену!

— Ты останешься здесь! Завтра я снова пойду к ней и…

— Я пойду с тобой, сиди!

— Ты останешься здесь! Знакомо ей вот это кольцо, которое ты носишь на пальце?

— Она очень хорошо его знает.

— Можешь ты мне одолжить его?

— Охотно. Но зачем?

— Завтра я буду говорить с нею и постараюсь устроить все так, чтобы она увидела кольцо.

— Сиди, это просто замечательно! Она сразу же догадается, что я нахожусь где-то поблизости. А потом?

— Расскажи сначала о том, что мне необходимо знать.

— Ты все должен узнать, господин. Наше дело — одно из крупнейших в Стамбуле. Я — единственный сын у отца, и в то время как он хозяйничает на базаре и присматривает за слугами, я совершаю необходимые путешествия. Очень часто я бывал по делам в Скутари [62] и увидел там Зеницу, когда она с подругой прогуливалась вдоль озера. В следующий раз я опять ее увидел. Отец ее живет не в Скутари, а в Черногории, а она иногда приезжала в этот город, чтобы навестить свою подругу. Когда же два месяца назад я снова приехал на то озеро, подруга исчезла вместе со своим отцом — и Зеница тоже!

Ее отец, храбрый Оско, оставил свои горы, чтобы найти своего ребенка хоть на краю земли, а я вынужден был поехать в Египет. Этого настоятельно требовали наши дела. И вот на Ниле мне повстречался пароход, поднимавшийся вверх по реке. Когда лодка, на которой я находился, скользила мимо него, я услышал, что на судне называют мое имя. Я посмотрел туда и узнал Зеницу, скинувшую с лица чадру. Возле нее стоял красивый, но угрюмый мужчина, который сразу же опять набросил ей яшмак [63], — больше я ничего не видел. С этого часа я ищу ее следы.

— Стало быть, ты не знаешь, добровольно или по принуждению она оставила родину?

— Конечно, ее увезли силой.

— Я доберусь до нее — в этом ты можешь быть уверен.

— А что потом? Хасан эль-Рейсан, готов ли ты взять эту женщину на свою дахабию?

— Готов, хотя я и не знаю человека, у которого она находится.

— Он называет себя Мамуром, как я уже сказал.

— Если бы он действительно был мамуром, то есть начальником провинции, то тогда он достаточно силен, чтобы погубить всех, если ему удастся поймать нас, — сказал капитан с очень серьезным выражением на лице. — Чикарма — похищение жены у правоверного — карается смертью. Друг мой Кара бен Немей, завтра ты должен продумывать каждый свой шаг.

Мы еще долго обсуждали план действий, а потом расстались, отправившись спать, однако я был убежден, что для Ислы бен Мафлея эта ночь окажется бессонной.

Глава 4 ПОХИЩЕНИЕ

Спать мы легли очень поздно, поэтому не было ничего удивительного в том, что я проснулся наутро не слишком рано. Может быть, я спал бы и дольше, если бы не пение цирюльника, который прислонился снаружи к входной двери и, казалось, хотел в мою честь использовать весь свой запас немецких песен.

Я разрешил певцу войти, желая немного поболтать с ним, и обнаружил в его лице очень добродушного, но легкомысленного парня, которого я, даже несмотря на всю свою любовь к родине, конечно, не обменял бы на моего бравого Халефа. Тогда я не мог представить, при каких неприятных обстоятельствах встречусь с ним позже.

Перед обедом я зашел на корабль к Абу эль-Рейсану, и едва только управился с едой, как появилась лодка, которая должна была отвезти меня. Путь повторял вчерашний, но сегодня, естественно, я был внимательнее ко всему, что могло мне оказаться полезным. В саду, который мы должны были пройти, лежало много крепких и довольно длинных жердей. Как внешние, так и внутренние ворота были всегда закрыты широкими деревянными засовами, конструкцию которых я запомнил в деталях. Собак я нигде не видел, а от лодочника узнал, что в число обитателей усадьбы, кроме хозяина и больной и старой сиделки, входят одиннадцать феллахов. По ночам они также спали в доме. Сам же хозяин всегда спал на диване в своем селямлыке.

Лишь только я вошел в дом, хозяин направился мне навстречу. У него было куда более приветливое выражение лица, чем накануне, в те минуты, когда он прощался со мной.

— Добро пожаловать, эфенди! Ты — великий врач!

— А кто в этом сомневается?

— Она уже вчера поела.

— Надо же!

— Она говорила с сиделкой!

— Приветливо?

— Приветливо и много.

— Это хорошо. Может статься, она полностью выздоровеет и раньше чем за пять дней.