Читаем Через семь гробов полностью

  Добавив ходу, Корнев бросился догонять колонну. На замыкающем гравиходе, кажется, ситуацию поняли - машина развернулась поперек дороги, из нее посыпались люди, разбегаясь в разные стороны. Еще пару раз пальнули из гранатометов. Поздно! Удар силового щита превратил гравиход в кучу железа, несколько не успевших увернуться мятежников слетели с дороги окровавленными поломанными манекенами. Резко крутнувшись, Корнев сбросил с эстакады обломки гравихода и пошел левым бортом вперед.

  К месту вспомнилось про слона в посудной лавке. Потом из школьных времен пришло более подходящее сравнение с Саламинской битвой, где афиняне, заманив персидский флот в тесный и узкий пролив, прошлись на своих тяжелых триерах по куда более многочисленным, но мелким и значительно хуже построенным неприятельским кораблям, пробивая им борта своими таранами, ломая весла корпусами, наваливая корабли друг на друга, сея среди персов панику - мать поражения. (1) Сейчас в роли всего афинского флота выступал 'Чеглок'. Продвигаясь вперед и крутясь, 'Чеглок' под злобную ругань Корнева и азартные выкрики Хайди буквально перемалывал колонну мятежников, методично и безжалостно превращая ее в безобразную мешанину искореженного металла, поломанных костей и окровавленного мяса.


  (1) Вообще в советское время нам в школе рассказывали это иначе - дескать, персы были на огромных кораблях, а афиняне на своих маленьких юрких корабликах делали с ними что хотели. Это уже потом стало ясно, что большим кораблям у персов было взяться неоткуда - никто кроме греков таких не строил. А маневрировать в забитом своими и чужими кораблями проливе было попросту негде. Но при советах детям почему-то полагалось считать, что все 'хорошие' были вооружены и защищены заведомо слабее 'плохих' и побеждали только за счет военной хитрости и умелого маневрирования.


  Черт! Под брюхом 'Чеглока' что-то взорвалось, корабль тряхнуло и ощутимо накренило на правый борт, Хайди испуганно вскрикнула и тут же зажала рот рукой. Похоже, в какой-то из раздавленных машин рванул ящик с боеприпасами и, скорее всего, не один. Хорошо хоть, эта машина оказалась из последних - остальные уже или были уничтожены, или удирали, или завязли в заболоченных берегах озер. Цепляясь правой частью корпуса за дорогу, виляя и петляя, 'Чеглок' кое-как доковылял до крайних строений города, заехал за какой-то длинный ангар или склад, и, наконец, устало опустился днищем на подходящую по размеру площадку - похоже, пустующую стоянку для транспорта.


  Глава 16


  Фонарь кабины 'филиппка' беззвучно опустился, отделив, наконец, поручика Корнева от многократно проклятого наджафского климата. Автоматически выполняя предполетную подготовку машины, Корнев мысленно отпускал забористые нецензурные выражения в адрес любимого командования, озадачившего дивизию внезапным вылетом. По идее, выражения эти должны были адресоваться муллафарцам, но с них-то что взять? Они - враги, у них, можно сказать, работа такая - пакости устраивать. А вот родное командование вместе с разведкой явным образом сели в лужу, пропустив неожиданный ход противника. Ну а когда ошибается начальство, мучиться над исправлением этих ошибок приходится кому? Совершенно верно - всем, кто этому самому начальству подчинен.

  На уровне поручика Корнева, как и других пилотов, сделанный муллафарцами ход выглядел каким-то идиотизмом. Высаживать десант на самой что ни на есть поганой планете Фронтира, уже воюя с русскими - ну не маразм?! Однако русское командование с некоторым даже удивлением оценило действия противника куда как выше. Высадившись на Гейе, муллафарцы ловко вывели из-под удара часть своих сил и получили весьма удобно расположенный плацдарм, с которого могли как прикрывать от русских атак сам Муллафар, так и угрожать русским базам на Наджафе. Понятно, атака на Наджаф скорее всего оказалась бы для муллафарцев своеобразной разновидностью самоубийства, но вот как раз смертников какое-то количество они отправить вполне могли. Одному-двум камикадзе проскочить сквозь защиту русских баз было бы, пожалуй, даже проще, чем более-менее организованной формации истребителей, штурмовиков или кораблей - больше шансов, что вовремя не заметят. А там рухнет такой смертник на какой-нибудь штаб или склад - проблем хватит надолго.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Публицистика / Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги