Читаем Через три океана полностью

В 4 ч 30 мин сигнал с "Суворова": "Приготовиться к бою". В 4 ч 45 мин: "Завтра с подъемом флага поднять стеньговые флаги". В пять часов: "Во время боя у аппаратов иметь лучших телеграфистов и рассыльных". В шесть часов: "Завтра с рассветом иметь пары для полного хода". По окончании эволюции суда выстроились и продолжали идти в трех кильватерных колоннах: правая - отряды Рожественского и Фелькерзама, левая - Небогатова и Энквиста, средняя четыре транспорта. Впереди - разведочный отряд. На правом траверзе "Суворова" - "Жемчуг", на левом траверзе "Николая I" - "Изумруд". В замке эскадры - крейсер "Дмитрий Донской", на высоте которого по обе стороны шли госпитальные суда "Кострома" и "Орел". Роль нашего крейсера в предстоящем бою - действовать соединенно со своим флагманским судном "Олег" (контр-адмирал О. А. Энквист). На последней стоянке было решено, что охрана транспортов в бою будет поручена разведочному отряду ("Светлана", "Алмаз", "Урал"), а крейсерский отряд ("Олег", "Аврора", "Дмитрий Донской" и "Владимир Мономах") должен будет действовать самостоятельно, помогая главным силам и во время боя, по возможности, держась с противоположной неприятелю стороны наших броненосцев. Крейсера 2 ранга "Жемчуг" и "Изумруд" к крейсерскому отряду не принадлежали и имели свое особое назначение при броненосцах. Но затем охрана транспортов была найдена недостаточной, и из отряда адмирала Энквиста были выделены крейсера "Дмитрий Донской" и "Владимир Мономах". Таким образом, в распоряжении адмирала Энквиста как командующего крейсерами для самостоятельных действий осталось только два крейсера - "Олег" и "Аврора".

* * *

После багрового заката солнца, предвещавшего свежую погоду на другой день, суда спустили флаг, открыли отличительные огни, на этот раз неполные, только внутренние, обращенные друг к другу. Как и в предыдущие дни в палубах царила тьма: кое-где тускло светили пиронафтовые фонари, пущенные в полсвета, или густо закрашенные в синий цвет электрические лампочки. Время от времени проходили с потайными ручными фонариками офицеры. Какая-то необычайная торжественная тишина спустилась и овладела всем крейсером. Все замерло.

В восемь часов как всегда раздался глухой рокот барабанов, бивших сбор на молитву, раскатился дробью, отдался эхом в нижних палубах и замер вдали. Среди мертвой тишины отчетливо послышались слова молитвы, произносимой священником. Я вышел на верхнюю палубу. И здесь царило такое же торжественное и вместе с тем грозное молчание. У заряженных орудий прилегли комендоры. Сигнальщики напряженно вглядывались в ночную тьму. Глухо стучали удары винта. Эскадра бесшумно рассекала воды, стремясь вперед к своему неизвестному будущему, уже заранее предопределенному роком.

В телеграфной рубке все время продолжал стучать аппарат, и на длинной бумажной ленте выползали один за другим загадочные знаки японских шифрованных телеграмм. Теперь звучало одно: "ре-ре-ре-ре". Очевидно, вызывали какое-то судно. Я тоже пристально вглядывался в эту черную бархатную пелену, окутывавшую крейсер. Различить что-либо было невозможно. Даже наших миноносцев, идущих справа на траверзе "Авроры", и тех не было видно. Слева по временам, казалось, мелькали искорки, точно вылетавшие из труб - это фосфоресцировала вода. Среди этой тьмы, благоприятной для нас, а еще более - для неприятельских миноносцев, досадными елками горели госпитальные суда "Орел" и "Кострома", идущие сзади чуть-чуть поодаль, расцветившиеся полными огнями, со своим знаком Красного Креста на гафеле, с освещенным спардеком, словом, совсем плавучие дворцы.

Вахтенный начальник, наконец, не выдержал и, когда "Кострома" уж больно насела сзади, стал семафорить ей потайным фонарем Ратьера{*34}, прося отойти подальше.{54} Часов около десяти на горизонте по левому траверзу сверкнул короткой вспышкой луч неприятельского прожектора. За ним последовало еще несколько вспышек все более и более слабых. Неприятель точно отходил влево. Беспроволочный телеграф до 12 часов усиленно, почти беспрерывно, работал, затем смолк. Не раздеваясь, лег я на свою жесткую койку, попробовал, было, мысленно подвести кое-какие итоги, перебрать в памяти наиболее дорогие воспоминания, представить дорогие лица, но усталость взяла свое, и почти тотчас же я погрузился в глубокий сон без всяких грез и кошмаров...

Цусима

Глава XXXVI.

Неприятельские разведчики

14 мая. Утром меня разбудил вестовой:

- Ваше Высокоблагородие, а, Ваше Высокоблагородие! Вставайте, японские крейсера видать!

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары