Через три океана

Но и "Изумруду" не суждено было увидеть Владивосток: он разбился и был взорван в бухте Св. Владимира.{96} "Алмаз", которого ожидало еще одно препятствие - мины, набросанные неприятелем перед самым Владивостоком, на которых только что взорвался "Громобой", - счастливо миновал их. Вот все, что осталось от 2-й Тихоокеанской эскадры. Из донесений Того мы узнали, что "отряд, выделенный флотом, разыскивал неприятеля далеко к югу, но ни один корабль не был найден". Странная судьба нашей "Авроры"! Ей точно не суждено дойти до Владивостока. Впервые она пыталась попасть туда в отряде контр-адмирала Вирениуса, вместе с "Ослябей" и "Донским", но, захваченная в дороге объявлением войны, принуждена была вернуться из Красного моря в Россию и в Суэцком канале стояла бок о бок с "Ниссином" и "Касугой", спешно отправлявшимися в Японию. Назначение последних было известно всем и каждому, но захватить их было нельзя: на них, ведь, развевался "нейтральный" флаг "Владычицы морей".{97} Английские кэптены впоследствии прямо заявляли, что на нашем месте они бы ни за что не упустили такой прекрасный случай: "нечаянно" таранили бы эти суда, а там пусть разбирают.{98}

Второй раз "Аврора" была немногим счастливее: расстрелянная и едва не потопленная своими же судами в Гулле, она дошла гораздо дальше, до самой Цусимы, где снова повстречалась с теми же "Ниссином" и "Касугой", которые плохо отплатили ей за ее любезность в Порт-Саиде. Из всех боевых судов, обогнувших с адмиралом Рожественским мыс Доброй Надежды, "Аврора" единственное уцелевшее судно.

Американские газеты перепечатывали всевозможные сообщения о бое из японских источников. Мы узнали, что один японский разведочный крейсер следил за эскадрой еще с Камранга и все время следовал вблизи нее. Когда эскадра ночью повернула к Шанхаю, разведчик потерял, было, ее, пошел к Цусимскому проливу и, не найдя ее здесь, телеграфировал Того, что эскадра, вероятно, пошла кругом Японии. Того приказал ему не оставлять своего места еще одну ночь, а затем на другое утро идти кругом Японии. На наше несчастье как раз в эту ночь японский разведчик нас нашел - мы уже возвращались из-под Шанхая. Открыл же он нас, благодаря непростительной ошибке: в то время, как все военные суда имели приказание идти без огней, госпитальные суда эскадры "Орел" и "Кострома" несли полные огни, освещенный спардек и напоминали плавучие дворцы. По ним японский разведчик открыл эскадру и донес Того, который уже собирался двинуться на север. Следовательно, мы могли бы свободно пройти Цусимский пролив и, если бы даже и встретились с Того в Японском море, то, без сомнения, дрались бы в условиях, гораздо более для нас выгодных.

Я увиделся, наконец, со своими товарищами: докторами В. П. Анниным, А. И. Викторовым и О. О. Деном. Все они поработали на славу во время боя. Доктор Аннин, в начале боя забравшийся, было, в специально устроенный на "Олеге" боевой перевязочный пункт (прекрасно оборудованный по плану доктора Р. И. Гловецкого, защищенный с бортов углем, но помещенный глубоко внизу, точно в колодце, с пренеудобным спуском - элеватором), едва не был затоплен там со своим материалом и должен был перебраться в один из казематов верхней палубы. Наконец, я уразумел, почему это судьба так распорядилась мной и вопреки моим желаниям назначила на "Аврору". Здесь я, как хирург, оказался нужнее. На "Изумруде" было только семь легко раненных. Но "Изумруд" лихо прорвался, а меня судьба сделала в награду беглецом с поля сражения, как нас стали называть после разъяснений морского критика г-на Кладо, пользовавшегося в то время широкой популярностью в обществе. Впрочем, почем знать! Быть может, на "Изумруде", не имея раненых, я полез бы из любознательности со своим дневником куда-нибудь в такое место, где меня стукнуло бы головой о железную палубу покрепче, чем на "Авроре". Этим и утешимся.

Судовые врачи отряда часто навещали раненых, помещенных в морском госпитале в Кавите, присутствовали при операциях. После каторжной судовой обстановки наши матросы очутились словно в раю: мягкие кровати, белоснежное белье, чудный уход. Жители города, дамы, монахи местных католических монастырей засыпали их лакомствами, фруктами, сигарами. Вот только американский стол, вкусный и разнообразный, для наших митюх, привыкших наедаться до отвалу, показался голодным; американцы сначала не хотели верить, а потом после наших объяснений ввели специальную усиленную порцию для этих "ужасных русских обжор". И еще одно горе было: "чарки" здесь ни под каким видом не полагалось. А привычка к ней была хорошая. В этом отношении американцы оказались неумолимыми.