Читаем Через три океана полностью

На долю врачей, как водится, после боя выпало еще больше дела. Восемь месяцев жизни на консервах без съезда на берег не могли пройти для команды бесследно. Открылась цинга. Конечно, против нее тотчас же были приняты надлежащие меры: давалось только свежее мясо, зелень сверх положенного, лимоны. От судовой солонины теперь не только отказались, но, согласно постановлению специально созванной комиссии, всю оставшуюся солонину вывезли далеко в море и выбросили. В общем, из 1207 пудов солонины, принятой в Кронштадте, на "Олеге" было выброшено за полной негодностью 788 пудов, на "Авроре" из 1684 пудов - 1360. Это наводит на грустные размышления. Команда, соскучившаяся по свежей зелени и фруктам, жадно накинулась на них и поглощала в большом количестве в сыром виде. Ели и на судне, и на берегу, умудрялись доставать тайком. Трудно было за всем доглядеть, а наставления не помогали. Начались гастрические заболевания, местная дизентерия. Умудрился и я захватить ее - надолго. Месяца через полтора-два после нашего прихода в городе вспыхнула холера. На "Олеге" от нее умерло двое: прапорщик Соколов и один матрос. Пришлось запретить спуск на берег, продажу фруктов, овощей, даже доступ рабочим-китайцам одно время. Довольно долгое время мы жили в карантине под этой неприятной угрозой. На берегу заболевало по 60 человек в день, и первое время была масса случаев, протекавших быстро и со смертельным исходом. Но наши потери ограничились лишь двумя жертвами, а результатом принятых мер явилось почти полное исчезновение желудочно-кишечных заболеваний. Тщетно я ждал на помощь себе приезда младшего врача. Да, строго говоря, он у меня и был, назначенный на "Аврору" одновременно со мной, но с оставлением в распоряжении флагманского врача на госпитальном "Орле". Вероятно, благодаря этому приказу мне так и не удалось получить младшего врача из России. Захваченный в плен госпитальный "Орел" был тотчас же расформирован, и его врачи, так же как и врачи боевых судов, несколько дней спустя после боя уже возвращались к себе домой на частных пароходах вольными гражданами.

В середине лета нашему отряду пришлось выдержать жестокий тайфун. Много судов погибло в этот день, много их было выброшено на берег; человеческие жертвы были не только на море, но и в самом городе, где рушились постройки, сносились крыши, выворачивались с корнем деревья, телеграфные столбы. От порчи электрического освещения город прогрузился во мрак. В Кавите затонуло несколько военных судов, а неподалеку в море погибла небольшая канонерка со всем своим экипажем. Нас чуть было не сорвало с якорей. Стоя на месте против ветра, мы все время давали ход машинами. На таран "Олега" навалила джонка и пошла ко дну. Лучше всех выдерживал тайфун узкий, длинный "Жемчуг". Остров Лусон известен как центр зарождения тайфунов.

Два раза в неделю на "Авроре" собирались офицеры с трех крейсеров и в присутствии адмирала и командиров обсуждали различные боевые вопросы. На этих заседаниях каждый молодой офицер мог смело и совершенно свободно высказывать свое мнение и оспаривать чужое. Прениями руководил председатель командир "Жемчуга", капитан 2 ранга Левицкий. Относительно прошлого нашей эскадры разногласий не было. Большинство причин, вызвавших поражение, было давно, еще задолго до боя, известно всем и каждому. С остальными же нашими русскими "авось да небось" мы познакомились надлежащим образом лишь в Цусимском проливе. Мы были разбиты превосходством одного артиллерийского огня противника и по качеству, и по количеству. Это и есть главная причина поражения; все остальные бледнеют перед нею. Командующему эскадрой адмиралу З. П. Рожественскому многое ставят в вину: выбор пути, недостаточность совещаний, игнорирование командиров, плохую разведку, пожары на наших судах, перегрузку их, присутствие транспортов, печальную роль миноносцев и т.п. Я глубоко уверен, что в том положении, в котором находился адмирал Рожественский, другой на его месте наделал бы ошибок еще больших, гораздо худших. Нужно знать и вспомнить все перипетии нашего похода. И только благодаря железной непреклонной воле и энергии человека, стоявшего во главе, возможно было, чтобы "армада" эта, составленная из самых разнородных судов и команд, плохо снаряженных, мало плававших, совсем необученных, наконец, не веривших в успех дела, могла обогнуть половину земного шара. Адмирал сделал все, что было в его силах, а ошибки, если таковые были, искупил своею кровью.{101} Насколько я заметил, с особенным энтузиазмом и уважением относилась к своему адмиралу молодежь.

Глава LXXIV.

Угольные погрузки на эскадре адмирала З. П. Рожественского

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары