Через три войны

- Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.

В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии.

Я тут же отдал соответствующие распоряжения своему помощнику по ПВО генерал-майору М. С. Громадину.

Вечером был у Наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г. К. Жукова. От них узнал о новых тревожных симптомах надвигающейся войны. Настораживала и подозрительная возня в немецком посольстве: сотрудники всех рангов поспешно уезжали на машинах за город.

Позднее снова зашел к Жукову.

- По донесениям штабов округов, - сказал он, - как будто все спокойно. Тем не менее я предупредил командующих о возможном нападении со стороны фашистской Германии. Эти предположения подтверждаются данными нашей разведки.

Я поинтересовался, каково сейчас соотношение сил - наших и германских.

- У немцев, насколько мне известно, нет общего превосходства, - коротко ответил Жуков.

Итак, реальная опасность войны возникла совершенно отчетливо.

...Усталый, с тяжелыми думами о надвигающейся военной грозе, я вышел из машины в тихом Ржевском переулке, где жил с семьей - женой и двумя детьми.

* * *

В 3 часа ночи 22 июня меня разбудил телефонный звонок. Срочно вызывали в Кремль...

По дороге заехал в Генштаб. Г. К. Жуков по ВЧ разговаривал со штабами приграничных военных округов. После телефонных переговоров он информировал меня о том, что немецкая авиация бомбит Ковно, Ровно, Севастополь, Одессу.

В Кремле меня встретил комендант и тотчас проводил к Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову. Климент Ефремович спросил:

- Где подготовлен командный пункт для Главного Командования?

- Такую задачу передо мной никто не ставил, - ответил я. Штаб Московского военного округа и ПВО города командными пунктами обеспечены. Если будет необходимо, можно передать эти помещения Главному Командованию.

Затем Ворошилов объявил, что я назначен командующим войсками Южного фронта. Отбыть к месту назначения предлагалось сегодня же.

Вернувшись из Кремля, я немедленно направился в штаб МВО. Согласно моим указаниям он срочно выделил полевой штаб для Южного фронта и начал подготовку специального железнодорожного состава для отправки штабных работников на фронт.

Я был подготовлен к тому, что мы - на рубеже войны. И вот она началась... Однако в голове никак не укладывалось свершившееся.

Война меня, кадрового военного, не пугала, хотя я знал, что эта, нынешняя, будет куда тяжелее, чем обе предыдущие.

Дома все уже было готово к моему отъезду. Провожая, жена тихо спросила:

- Ваня, как ты думаешь, сколько будет продолжаться война?

Не знаю почему, но я сразу же ответил:

- Не меньше трех лет...

Вечером 22 июня железнодорожный состав с полевым штабом Южного фронта ушел из затемненной, посуровевшей Москвы.

В пути мы с исполняющим обязанности начальника штаба фронта генерал-майором Г. Д. Шишениным и членом Военного совета А. В. Запорожцем изучали район предстоящих боевых действий. Допоздна засиделись над оперативными картами, за разговорами о предстоящих боях...

Проснулся я рано. Поднял тяжелую шторку затемнения - в вагоне и без того было душно. За окном сверкнула широкая голубая лента Днепра: поезд входил на железнодорожный мост. Вдали, на зеленых холмах, замаячил золотистый купол Киево-Печерской лавры...

Рядом со мной стоял Запорожец. Лицо его было каким-то окаменевшим. Мы не обмолвились ни словом, но, очевидно, оба думали об одном: как-то там в городе - ведь "юнкерсы" уже успели побывать над древним и вечно юным красавцем Киевом.

Хотя мы знали, что Киев не пострадал от внезапного налета фашистских самолетов, но взор настороженно скользил по вздымающейся к Печерску террасе крыш, выискивая последствия бомбежки. Нет, все в порядке! Наши зенитчики и летчики не дали врагу совершить свое черное дело. Город лежал перед нами в нарядном кружеве зелени. Внизу, правее моста, красная коробочка трамвая двинулась из Слободки в первый утренний рейс. С Днепра потянуло ключевой прохладой. Даже не верилось, что недавно над городом появлялись немецкие бомбардировщики.

Но война была явью, и вскоре мы убедились, что Киев - город военный. Возле железнодорожной станции над серебристым пирамидальным тополем плавно качалась "колбаса" - аэростат воздушного заграждения. Черные стрелы на стенах зданий указывали вход в бомбоубежище. Перрон был полон военными в новом обмундировании. Молоденький командир звонким голосом отдавал распоряжения. Призывники, иные еще не успевшие обмундироваться, в светлых теннисках и футболках, с вещевыми мешками и котелками, болтающимися на ремне, быстро рассаживались по вагонам.

Нас встретил представитель штаба Киевского особого военного округа. Полное лицо его осунулось, под глазами синяки, видно провел ночь без сна.