Через Урянхай и Монголию

Тогда, не владея уже своими нервами, я схватил одно из лежащих рядом со мной поленьев и бросил его в огонь. Однако, к моему величайшему удивлению, полено, спустя мгновение, повисло над огнём, после чего бесшумно упало на то самое место, откуда я его взял. Немного погодя, в избе ещё были слышны стоны и рыдания каких-то невидимых существ — наконец, огонь сверкнул ясным нормальным пламенем, освещая юрту и собравшуюся около костра группу людей с побледневшими лицами и испуганными глазами.

Приглядываясь поочерёдно к сидящим рядом со мной товарищам, я заметил на лице Архипова несколько капель крови, а на шеях китайцев — выразительные кровавые полосы, как если бы от ножа. Прорицатель, взглянув на них, произнёс:

— Это ваше будущее!

Ширнину предсказал он долгое скитание и известие о смерти отца, Шмакову советовал быть менее вспыльчивым, потому что это может принести ему погибель, ко мне же обратился с такими словами:

— Издалека ты прибыл и далека перед тобой дорога. Сабля твоя плавала в крови, но делал ты это в доброй вере. Много времени ещё проведёшь в седле, но вернёшься туда, где жаждешь успокоить свою тоску. Землю нашу, пропитанную кровью, полюбишь и, даже после возвращения на свою родину, будешь тосковать о наших степях!

Всё то, чего только что был свидетелем, привело меня к высшей степени раздражения, и только под благотворным влиянием весёлого пламени огня начал я медленно возвращаться к душевному равновесию. Во время чая, которым нас попотчевал гостеприимный хозяин, разговор пошёл достаточно живо и бодро. Плохое настроение исчезло. Перед тем, как отправиться спать, хозяин дал мне принять порошки, говоря, что они успокаивают боль и вызывают добрые сны. Не знаю, или это внушение, или благотворное влияние порошков подействовало на меня так положительно, что на другой день утром встал я в отличном настроении, почти не чувствуя боли в ноге. К сожалению, мрачные предсказания хозяина юрты относительно судьбы некоторых наших товарищей сбылись в будущем: Архипов погиб от большевистской пули, китайцев же вырезали.

Буря утихла — началась оттепель. Распрощавшись с таинственным предсказателем, вскоре мы двинулись в дальнейшую дорогу, намереваясь как можно быстрее оказаться в Джедане. В этот же самый день, в три часа пополудни мы были уже у китайского наместника Урянхая, Ян-Чу-Чао, который принял нас очень любезно. По его распоряжению, поселились мы в маленьком, но чрезвычайно опрятном домике, в котором к своей громадной радости, я встретил пребывающих в Джедане уже давно Яхонтова и Чемагина.

Поселились мы впятером: Шмаков, Архипов, Чемагин, Яхонтов и я. Нам прислали несколько баранов, а также мешок муки; кроме этого китайцы обеспечивали нас табаком и разными приправами для кушаний.

Судьбы отряда Чемагина и Яхонтова не были весёлыми. Большевики уничтожили большинство людей из их подразделений, и если бы не помощь татар-охотников, которые нашли полуживых людей, оставшихся от отрядов, в заснеженной тайге, как Яхонтов, так и Чемагин, погибли бы неизбежно от голода и холода.

Наместник Ян-Чу-Чао, бывая у нас достаточно часто, дал нам возможность узнать его, как человека приятного, культурного и воспитанного. Закончив среднюю европейскую школу, изучал он право в Петрограде, при это в совершенстве владел языками немецким и российским. Наместник всегда имел в запасе свежие новости и, следовательно, всегда был для нас приятным и желанным гостем. От него-то я и узнал, что через Джедан проходил Валериан Куликовский, который служил в Пятой Сибирской Дивизии, сперва в инженерном батальоне, а затем в офицерской школе.

О судьбах наших товарищей в Баянголе кружились версии, что они все погибли от большевистских пуль. Версии эти, к сожалению, оказались настоящими. В 1923 г., после возвращения в Польшу, я случайно встретил в поезде Палюха, который рассказал мне с подробностями историю нападения и захвата Баянгола. Все героические защитники Баянгола, в количестве 8 человек с Лукасевичем и Василием Ширниным во главе, были перебиты большевиками. Палюх своим спасением обязан единственно своей профессии. Потому что большевики, узнав, что он кузнец, приписали его к своему отряду, чтобы он подковывал им лошадей.

Отдохнув должным образом в Джедане, решили мы выступить в конце концов в Монголию. Полковник Чемагин договорился с одним из лам, который по цене 50 беличьих шкурок согласился забрать меня в свои сани. 29 января 1921 г. в 6 часов утра выехали мы из Джедана, направляясь в сторону Улангома, то есть нашего ближайшего этапа в Монголии.

Лама, Архипов и Шмаков управляли тремя парами саней, нагруженных товаром, полковник Чемагин ехал верхом на коне, я же с Яхонтовым занял четвёртые сани. Наш конвой состоял из нескольких вооружённых сойотов. Мы ехали замёрзшим руслом реки Джедан, направляясь на юг к снежным вершинам Танну-Ола.

Окрестность эта изобилует зверем; я заметил многочисленные стаи куропаток, которые в поисках корма роют длинные канавы в снегу, покрывающем степь.