Через все испытания

Тяготы и лишения со всеми поровну делили и мы, работники политотдела. И не только делили, но стремились взять на свои плечи как можно больше, чтобы облегчить ношу другим. Разумеется, каждый из нас имел четко определенные обязанности, отвечал за строго очерченный участок работы. Но это, так сказать, с формальной точки зрения. Практически работу каждого невозможно было втиснуть в какие-то ограниченные рамки — всем, каждому приходилось вникать буквально во все, делать то, что порой не было предусмотрено никакими инструкциями и наставлениями. Главное — нужно было видеть человека со всеми его радостями и бедами, влиять на него, помогать ему находить в себе силы драться с врагом и побеждать в самых, казалось бы, невыносимых условиях. Именно побеждать! Нашей задачей было воспитывать у бойцов и офицеров беспредельную любовь к Родине, ненависть к немецко-фашистским захватчикам, мужество, стойкость, готовность отдавать все силы борьбе с врагами, а если требовалось, то и жизнь. Делать это, конечно, нелегко, тем более в условиях постоянных боев. Приходилось использовать и уже оправдавшие себя методы партийно-политической работы, и находить новые, учитывая сложившуюся обстановку и конкретные условия. Нередко случалось и такое, что приходилось активно пользоваться единственно возможным методом воспитательного воздействия на людей — личным примером. Находиться среди идущих в бой, первыми подниматься в атаку, вести за собой бойцов на преодоление той или иной преграды — это было нормой в поведении каждого политработника.

Что же это были за люди, политотдельцы? Обыкновенные. Они отличались от других разве только тем, что иногда более глубоко сознавали всю свою ответственность за доверенное им дело, потому что воспитывать личный состав, закалять его идейно, психологически, нести в массы идеи партии, разъяснять ее требования могли, получали право на это только люди с горячим сердцем, люди честные, искренние, неугомонные, имеющие в душе достаточно мужества в сочетании с теплотой, что вдохновляло и согревало всех, кто был рядом с ними.

Рассказ о своих товарищах-политотдельцах я не случайно выделил особо. Хотелось более четко показать их заботы и тревоги, характеры, желания и стремления, как-то подчеркнуть сложность и особенность их работы. Тем более что некоторые товарищи не имели поначалу практического опыта партийно-политической работы и приобретали его в ходе боев, находясь в окопах, в шеренгах наступающих. И конечно же, не всем это сразу удавалось.

В первые же дни после назначения меня заместителем командира дивизии по политчасти и начальником политотдела я обстоятельно познакомился со всеми, с кем предстояло работать. Если говорить откровенно, тогда в душу закрадывалась тревога: ведь придется наверняка трудновато. Дело в том, что в эти же дни на новую должность с повышением были назначены опытные политработники — заместитель начальника политотдела дивизии подполковник В. С. Захаренко и агитатор политотдела майор И. С. Крапивный. Как раз те офицеры, на которых я рассчитывал опереться, в которых видел своих самых надежных помощников.

Подполковник Захаренко, расставаясь со мной, ввел меня в курс дела, в деталях раскрыл обстановку, дал глубокую и, как я потом убедился, вполне объективную характеристику каждому работнику политотдела. Это для меня было очень и очень важно. На раскачку, на постепенное, исподволь узнавание друг друга времени не было. Так что буквально в первые дни я уже имел представление о каждом сотруднике, по крайней мере в общих чертах представлял себе, кто и на что способен.

Тогда пришлось оперативно решать и некоторые организационные вопросы. Первым делом нужно было подобрать работников на освободившиеся должности. Я пригласил к себе инструктора по организационно-партийной работе майора Луку Павловича Шрамко, как одного из наиболее опытных политработников, и попросил его высказать свое мнение о том, кого можно было бы назначить агитатором политотдела. Тот назвал капитана Ивана Дмитриевича Штина.

— А если подумать не торопясь, тщательно все взвесить? неудовлетворенный скоропалительным, как мне показалось, ответом, спросил я.

— Капитана Штина, — повторил спокойно майор. — Опытный, знающий, эрудированный офицер, прекрасно зарекомендовал себя в должности агитатора двести двадцать третьего гвардейского стрелкового полка.

Мне понравилась настойчивость Луки Павловича. И все-таки я сомневался в правильности выбранной им кандидатуры. Дело в том, что я, хотя и не очень хорошо, но все-таки знал Штина, не раз встречался с ним. По работе у меня не было к нему претензий, но смущал внешний вид офицера. Не раз, бывало, говорил ему:

— Что же это вы не следите за собой: обмундирование подогнано кое-как, ремень не подтянут, ходите сгорбившись? Никакой военной вытравки! А ведь вы офицер! В любых условиях надо быть на высоте. Посмотрите на других любо-дорого окинуть взглядом.

Штин смущенно опускал голову и молчал, а потом начинал заходиться в кашле.

— И бросайте, пожалуйста, курить. Нельзя вам — неужели не понимаете?