Черная акула

– Располагайся, капитан. Сейчас заканчиваем. И он снова склонился над пультом. Ноги пошире расставил и пальцами по тумблерам пробежался, как на рояле сыграл. Губы трубочкой вытянул, что-то напевает. Крепко на земле стоит майор. Бульдозерным ножом не сдвинешь. Алексей подошел к самолету. Лючки придирчиво осмотрел. Новые лючки, ни царапинки. Ногтем краску светло-серую зимнюю ковырнул. Родная краска, заводская. По лесенке на крыло поднялся, в кабину заглянул. Кресло осмотрел, провел пальцами по замкам фонаря, присвистнул. Абсолютно новая машина.

– Не дрейфь, капитан, – подал голос майор, – принимай птичку, отладили как родную. Алексей скинул шинель на борт. Прямо в кителе в кресло нырнул. Поежился от его холодных объятий. Оглядел приборы: вроде бы все как надо.

– Включаю «экран»!

– Валяй, капитан, включай. Алексей щелкнул тумблерами на приборной панели. Рванулись электроны в проснувшихся электроцепях.

– Зажигание?

– Норма!

– Силовые установки. Правая?

– Норма!

– Левая?

– Норма!

– Гидромеханика подачи топлива?

– Норма!

– Охлаждение?

– Норма!

– Воздухозаборники, регуляция?

– Норма!

– Механическая проводка?

– Норма!

– Гидравлическая система?

– Норма!

– Правый крен? – Ручку вправо.

– Норма!

– Левый крен? – Ручку влево.

– Норма!

– Тонгаж: пикирование? – Ручку от себя.

– Норма!

– Кобрирование? – Ручку на себя.

– Норма! Норма! Норма! Норма!.. А поначалу казалось, что холодно…

В восемь вечера прибыл посыльный из штаба. Другой. Воротничок стойкой подшит, крючок расстегнут, ремень где-то на уровне мужского достоинства болтается… Дед русской авиации. В правой руке – куртка и летный шлем Семенова. В левой – судки с горячим ужином. Небось уборка в казарме, вот и пришел. Так бы молодого пригнал. Подошел Поручик. Устроились тут же, в ремонтном кунге – зеленом утепленном домике, приютившемся в углу ангара. Здесь жарко – вовсю кочегарят два ТЭНа от электросушилки. «МиГи» подцепили тягачами, потащили из ангара. Теперь ими займутся оружейники – нельзя навешивать бомбы и ракеты в помещении. Здесь же и другие самолеты стоят. Взрывчатка – штука капризная, в этом техника безопасности по всему миру едина. На ужин, кроме масла, котлет и картофельного пюре, доппаек

– по два вареных яйца на брата, горячее молоко в термосе и шоколад.

– М-м… – повертел в руках небольшую красочную плитку майор. – «Рот-фронтовская»! Здорово!

– Послушай, майор, – вопрос давно вертелся у Семенова на языке, – а зачем этот подполковник мне все выложил? Мог бы просто приказать. Я же, один черт, ведомый. Поручик захрустел оберткой шоколада, ответил спокойно, даже дружелюбно, словно и не возил его Алексей пару часов назад мордой по столу:

– Ну, во-первых, это не он тебе, а ты ему все выложил. Во-вторых, значимость операции понял. В-третьих, меньше языком болтать будешь, потому как не дурак. А в-четвертых, дальше тебе наверняка под Сивцовым служить, так что слушай, что говорят, и глаза понятливые строй.

– А ты, значит, уже готов под Сивцовым служить? Глаза у тебя, я смотрю, больно понятливые. Поручик окинул Семенова тяжелым взглядом, зло усмехнулся:

– Не цепляйся к словам, капитан. Все мы под кем-нибудь служим. И если у кого голова провинится, то под плеть все равно задницу подставляют.

– Ничего себе! – Алексей прищелкнул языком, оглядывая огневое хозяйство истребителя. Две ракеты средней дальности «Р-27ТЭ» с инфракрасной системой наведения класса «воздух – воздух», две управляемые ракеты «воздух – поверхность» «Х-25М» с радиокомандным наведением и два блока НАР‹НАР – неуправляемые авиационные ракеты.› калибра восемьдесят миллиметров. За неполных двадцать минут прекрасные, совершенные с точки зрения любой эстетики серебряные птицы превратились в мощные машины уничтожения. Быстрые – быстрее пули – сверхманевренные «МиГи-29» полого выгибали хищные ястребиные шеи фюзеляжей, всем своим обликом моля пилотов о взлете, и Семенов каждой клеточкой тела ощущал эту мольбу. Самолеты и летчики живут в небе, все остальное время они ждут.