Черная акула

– Товарищ капитан, товарищ полковник ждет вас, – и откачнулся в сторону, уступая дорогу. Алексей одернул шинель и шагнул навстречу своей судьбе.

В противоположном конце темного коридора стоял молодой широкоплечий парень в офицерской шинели. Явно скучавший до этого, он насторожился, едва за Алексеем захлопнулась дверь. Повернувшись к окну, незнакомый офицер поудобнее установил в левом ухе клипс микронаушника и до отказа повернул регулятор громкости на коробочке передатчика, спрятанного в кармане шинели. Теперь ему было прекрасно слышно то, что происходило в кабинете Муравьева. С портативного приемника-передатчика сигнал уходил на комплекс радиоаппаратуры, установленной в багажном отделении неприметного «уазика», припаркованного чуть в стороне от штаба. Оттуда уже закодированная информация поступала в недра полевой радиостанции, расположившейся в кунге «ГАЗ-66», стоящего в тени голых деревьев примерно в двух километрах от штаба авиаполка. Здесь сигнал подвергался многократному усилению и по направленному лучу уходил в сторону Ростова. Достигнув цели, сигнал расшифровывался, перекоммутировался на телефонный аппарат ВЧ без диска и замыкался на эбонитовой черно-коричневой трубке. Трубку эту держал в руках невысокий коренастый человек с погонами капитана ВВС. Звали человека Борис Львович Сулимо.

Кабинет у командира полка был просторный, с огромным дубовым столом. Алексей сразу увидел и командира полка, и сидящего рядом с ним незнакомого седого мужчину, и стоящего у стола Поручика. Муравьев смотрел на вошедшего не мигая, сурово, как ворон, сверлил глазами насквозь. Не дослушав рапорта, махнул рукой. А у самого мешки под глазами набрякшие. Устал полковник.

– Снимай шинель, капитан, вешалка позади тебя. Алексей развернулся по-строевому четко, пуговицы золотые расстегнул, плечами встряхнул, сбрасывая серо-коричневую суконку, свел вместе погоны капитанские и аккуратно повесил шинель на самом краю широкой деревянной вешалки с двойными алюминиевыми крючьями. И шапку сверху пристроил. Обернулся, исподволь разглядывая незнакомца. Невысокий, одетый в пятнистый камуфляж мужчина сидел, чуть откинувшись на спинку кресла, и внимательно изучал какие-то документы, сжимая их в ухоженных цепких пальцах. Словно почувствовав на себе взгляд Семенова, человек медленно поднял голову, посмотрел на капитана из-под спутанных белесых бровей и кивнул, небрежно отложив бумаги в сторону.

– Садись, капитан, садись. – Муравьев указал на ряд стульев слева от себя. – Знакомься, подполковник Сивцов из штаба округа. Сивцов снова кивнул, жестом удерживая Алексея от рефлекторной попытки встать. Подполковник не проявлял враждебности и, более того, изучал Алексея открыто, не таясь. Комполка вздохнул, словно ему предстояла тяжелая работа, потер мясистой ладонью апоплексично-багровую шею и, придвинув ближе бумаги, которые только что читал Сивцов, пробормотал:

– Тут у меня, капитан, два рапорта. И оба на тебя. Один – от подполковника Грибова, моего заместителя, второй – от присутствующего здесь майора Поручика. – Муравьев криво усмехнулся. – В обоих есть слова о поведении, порочащем честь российского офицера. О недостойном, прямо скажу, поведении. Соответственно встает вопрос о досрочном увольнении в запас. Молчишь, капитан? Семенов незаметно закусил губу. Происходило именно то, чего он не любил больше всего: публичная порка. По какой-то неведомой ему причине большинство начальников, с которыми Алексею приходилось иметь дело, не ограничивались констатацией факта и вынесением приговора, а устраивали такие вот спектакли с полноценным препарированием жертвы.

– Молчишь, – продолжал между тем комполка. – А молчишь ты потому, что правда в этих рапортах написана. Недостойное было поведение.

– Това…

– Молчать! – Короткопалая пятерня Муравьева, поросшая темными волосами, шлепнула по бумагам на столе. – Оправдываться станешь, когда тебя об этом попросят! Сивцов на замечание не расщедрился. Все так же сидел, ощупывая Алексея желтоватыми глазами.

– Кстати, капитан, тебя сколько раз на майора представляли? А в старлеях ты сколько лет ходил? – Согнутый палец полковника постучал по картонной папке, хранящей личное дело капитана Семенова. – Боевой летчик, летаешь почти одиннадцать лет. Два года Афганистана, с апреля восемьдесят восьмого года – инструктор в КВВАУЛ, с января девяносто первого – боевая часть, город Бобров. Да с такой биографией, как у тебя, любой другой уже три года в полковниках бы ходил. А ты, капитан, до сих пор по четыре звездочки на плечах носишь. – Муравьев снова стукнул по папке. – Ты в собственное дело хоть раз заглядывал? Запись на записи, геморрой на геморрое, и мне теперь этот геморрой тебе на уши натягивать. Слово «геморрой» полковник произносил со вкусом, буква «р» у него звучала как тройная, а то и еще раскатистее. Нравилось комполка это звучное слово. Алексей покосился на Поручика. Тот едва заметно улыбался, но не с торжеством, а глубоко, каким-то своим мыслям.