Чёрная бабочка, летящая во тьму

Я отвела от него взгляд и тоже сосредоточилась на черной бабочке.

– Бунтарка, – произнес он глубоким голосом. Как будто сказал это себе, а не мне. – Ты прячешься в ледяном замке, не так ли?

Я почувствовала, как лед, который он упомянул, пронзил горло, как копье, и глаза медленно переместились от бабочки к задней части его шеи. Несмотря на внушительное тело, у Карана была тонкая, эстетичная шея. Глядя на ту часть волос, которая заканчивалась на затылке, я подумала, что хочу провести по ней пальцами.

– С чего ты взял? – спросила я. Голос прозвучал настолько спокойно, что любой, кто его услышал бы, подумал, что я вру.

– Это так, верно?

– У каждого есть что-то, за чем он прячется.

У меня тоже. Пока поверхность замка была покрыта льдом, внутри горел неугасимый черный огонь. Башня замораживала любого, кто приближался, но обжигала меня. Башня, горящая внутри и замерзшая снаружи.

– Конечно, – согласился он и глубоко вздохнул. – Но твоя башня оборудована гораздо лучше, чем те, в которых обычно прячутся люди.

«С каждой башни замка раздаются крики нашей души. И они не смолкают», – сказала другая Мерве, опуская глаза на пальцы.

Она всегда так делала. Смотрела на свои пальцы, когда что-то вспоминала. Прямо как я. Возможно, мы с ней были в этом похожи.

Мой взгляд упал на пальцы.

– Молчание? – вдруг спросил Каран глубоким голосом.

– Молчание, – ответила я. Крики души, которую, как мне казалось, я потеряла, начали восстанавливаться в памяти. То, что Каран сейчас не слышал этих криков, было нормальным явлением, но мы с другой Мерве отчетливо слышали их. Эти крики отрывали кусок нашей плоти, и на оторванное место лились соленые слезы.

Каран сделал небольшой шаг, повернулся ко мне наполовину и посмотрел через плечо. Фары проезжающих по улице машин падали ему на спину и затеняли лицо. Они стали причиной появления теней на стенах кабинета. Я чувствовала, как мужчина смотрел на меня, видела его боковым зрением, так как взгляд был прикован к моим пальцам.

– Ты заставляешь меня рассказать о себе. А сама молчишь, Камешек.

У меня пересохло в горле. Я тяжело сглотнула и переплела пальцы. Кровь на пальцах отступила, а костяшки приобрели трупный цвет.

– Мне нечего рассказать, – прошептала я, прошлое горело в моем голосе.

– А мне кажется, много всего есть.

– Это ты так думаешь. Это не значит, что это правда.

– Посмотри на меня, Камешек, – твердо сказал он.

– Я не хочу.

– Я знаю, что это именно то, чего ты хочешь.

Я покачала головой.

– Я не хочу.

– Я знаю, что ты этого хочешь.

– Ты ничего не знаешь.

– Если ты расскажешь о себе, то и я расскажу, – твердо сказал Каран. На мгновение очень захотелось поднять голову и посмотреть на Карана Чакила, но что-то мешало мне сделать это.

– Я знаю, что ты не расскажешь, – сказала я, тяжело сглотнув. – Ты меня обманываешь.

– Зачем мне обманывать тебя? – спросил мужчина и начал подходить ко мне. Каждый его шаг заставлял внутренности пульсировать. Я нахмурилась и поморщилась. Должен ли был каждый шаг звучать в ушах, внутри меня, в мыслях и в сердце?

Я не хотела сталкиваться с собой. Не была готова встретиться лицом к лицу с собой, даже если это означало узнать что-то о нем.

– Каран, мне нечего тебе рассказать.

Он сделал еще один шаг.

– Я думаю, что есть.

И еще один шаг…

– Нет, – сказала я сквозь зубы. Пальцы теперь были совершенно белыми, обескровленными. Моя рука была похожа на руку мертвеца. На самом деле я никогда раньше не видела рук мертвецов, но подумала, что если бы пришлось, то увидела бы именно это. Пара безжизненных рук… Возможно, меня это устраивало, но я предпочитала сражаться, пока кровь продолжала кипеть в венах. Откажусь ли я когда-нибудь от борьбы?

Я почувствовала дыхание на своих волосах и тень его тела на себе.

– Это ты сказала мне, что хочешь быть бабочкой, – сказал мужчина глубоким голосом. – Ты знала, насколько хрупкими они бывают. Несмотря на это, сказала, что все равно хочешь быть бабочкой.

Я стиснула зубы, когда его пальцы коснулись моих волос.

– На основании этого я кое-что понял… – Каран резко вздохнул. – Ты расстроена, а они этого не видят. Ты думала, если станешь бабочкой, они увидят, что ты расстроена.

– Прекрати, – сказала я, стиснув зубы еще сильнее. – Ты несешь бред.

– Твои невидимые крылья болят.

Я стиснула зубы немного сильнее.

– Молчи.

– Боишься, что я расколю лед твоего замка?

Мои брови нахмурились.

– Ты боишься воды, которая потечет, если он треснет?

– Каран, прекрати это.

Другая Мерве закрыла уши обеими руками и крепко зажмурила глаза. Она не хотела ничего слышать, потому что это разорвало бы ее на части. Когда мужчина прижался носом к моему лбу, ремни, которые я крепко держала, готовы были порваться. Но я не собиралась отпускать их, пока мои руки не были разорваны на части. В этом вся я. Держала этот пояс до тех пор, пока он не разлетелся на куски, и переживала те чувства, которые не хотела испытывать, спокойно сражаясь до конца.

– Расскажи мне, – прошептал он.