Чёрная бабочка, летящая во тьму

Я замерла так, будто молния ударила в мой разум. И ударила прямо в дверь самой тайной комнаты. Те чувства, которые я могла в какой-то степени сдерживать и скрывать, начали просачиваться наружу через щель сломанной двери. Мои руки, которые лежали на коленях девятнадцать лет, теперь потянулись к его ладоням.

Каран положил руку мне на затылок, и, когда полностью прижал мое лицо к своей груди, я больше не могла его видеть.

– Твоя?

– Моя, – прошептал он. Чувства, вложенные в мужской глубокий голос, были настолько сильными, из-за чего казалось, что мое тело, которое он держал в своих объятиях, начнет разрушаться.

Я тяжело сглотнула, почувствовала себя беспомощной и медленно опустила кулак ему на грудь.

– Я тебя разгадаю.

– Я не позволю тебе понять меня, пока еще не понял тебя, бунтарка, – задумчиво сказал мужчина.

Я подняла глаза и посмотрела на него, прижавшись подбородком к перемычке его грудной клетки.

– Ты не сможешь меня понять, – прошептала я.

– Учитывая, какие у тебя глаза, мне не трудно тебя понять.

Желудок сжался, когда его дыхание коснулось моего лица. Может быть, все эти чувства возникли потому, что я никогда раньше не находилась в таком тесном контакте с мужчиной, но мне хотелось, чтобы все было не так. И сегодня, когда Энис обвил меня руками, я не почувствовала и десятой части того, что чувствовала сейчас.

– Какие у меня глаза?

– Вот такие, – прошептал Каран вдруг. Мои глаза встретились с его взглядом, длинный указательный палец Карана нырнул в мои волосы, провел дорожку вдоль лба и скользнул к виску. Поверхностно коснувшись его, двинулся вниз, палец нарисовал два больших круга вдоль моего глаза и под бровью. Конец двух больших кругов снова оказался у меня под глазницей. – У тебя ямочки на глазах.

Хотя я не могла точно понять, что он имел в виду, похолодела. Когда посмотрела ему в глаза, не осталось сомнений, что они вели в пещеру. Я не могла вытащить Карана из нее, потому что он сам был той пещерой. Но могла войти в нее и превратить в дом. Не была способна разрушить толстые стены, но могла повесить на них картины.

– В твоих глазах улыбки, которые ты предпочитаешь не носить на лице. – Мужчина тяжело сглотнул. – У тебя ямочки на глазах, и всякий раз, когда я смотрю, ты улыбаешься мне.

Я молчала. Казалось, меня пронзили насквозь, кровь уносила тело, но я все равно, не шевеля губами, смотрела в глаза, которые являлись дверью в ночь.

– Не хочу, чтобы ты общалась с тем парнем. – Я снова промолчала. – Я не хочу этого, Аси, – внезапно надавил Каран.

– Почему?

– Он мне совершенно не понравился.

– Он защитил меня, – прошептала я. – Мне не нужна была защита, но он все равно пытался это сделать. – Я пожала плечами. – Но Энис мне все равно совсем не нравится.

Его глаза метнулись к потолку, и я увидела, как сжалась покрытая ямочками челюсть.

– Еще бы он тебе нравился, – сказал он.

На мгновение захотелось протянуть руку и прижаться губами к этой глубокой, похожей на колодец ямке под подбородком, но у меня получилось притупить это желание.

– Каран, – прошептала я.

– Хм?

– Расскажи мне немного о себе. – Я нахмурилась, когда он сварливо пошевелился. – Ну, расскажи.

– Я – все, что ты видишь, – сухо сказал он.

– А как насчет вещей, которых я не вижу?

– Это ваша проблема, маленькая леди. – Мужчина глубоко вздохнул, и поскольку я лежала на нем, этот глубокий вдох приподнял и меня. Его дыхание медленно затихло в груди. – Эти стулья очень неудобны. Ты серьезно сидишь на них всю пару?

– Ты пытаешься перевести тему, – прорычала я. – И не забывай, твоя задница тоже когда-то протирала такие стулья.

– Когда-то? – Хоть я и не могла этого видеть, почувствовала, как Каран нахмурился. – Не заставляй меня чувствовать себя стариком.

– Тебе двадцать шесть лет.

– Что тебе до моего возраста?

– Ты переживаешь о своем возрасте?

– Я никогда не делал этого раньше. – Так он делал это сейчас? Когда я попыталась поднять голову, Каран прижал мою голову своей большой ладонью и уткнул в свою грудь. – Ты слишком много говоришь, девочка. Ты действительно слишком много говоришь.

– Я еще даже не начала разговаривать, – проворчала я.

– Я почувствовал. Ты собиралась.

Когда я сварливо поерзала, на этот раз мужчина отпустил меня, и я смогла подняться; он сел и потер шею. Я подошла к столу рядом с ним и села, свесив ноги. Каран внезапно встал и пошел к смарт-доске. Я следила за ним с того места, где сидела. Встав перед доской, на которой преподаватели часто оставляли заметки, мужчина взял черный маркер с края доски и снял колпачок. При снятии тот издал громкий звук. Каран зажал колпачок губами и маркером нарисовал линию в левом верхнем углу доски. Примерно через тридцать секунд на ней появился рисунок длиннокрылой бабочки. Это был самый красивый рисунок бабочки, который я когда-либо видела.

Раскрасив черным маркером внутреннюю часть крыльев бабочки, он нарисовал маленькую букву К на кончике самого длинного крыла, закрыл маркер и положил на место.

Мужчина некоторое время рассматривал насекомое, которое нарисовал на доске, повернувшись ко мне спиной.