Черная башня

Холланд выбрал второе. Он лишь на минуту вообразил, что вернется в башню без студента, не сделав всего, что было возможно сделать для его поиска, представил себе угасшие от печали и презрения к нему, к Холланду, лица друзей и тут же сказал себе, озлобляясь на судьбу, что лучше умрет в пустыне, чем вернется в башню без Ладонщикова. Решив так, он испытал неожиданное облегчение. Это было, наконец, решение его участи, осознание приговора, который обжалованию не подлежит. Это была долгожданная определенность.

Еще минуту назад он ненавидел студента, а теперь ненависть улеглась. Ему подумалось, что он даже понимает его, нетерпение Ладонщикова пробиться к определенности даже ценою жизни, причину его побега из башни. Поняв, он простил его, как прощают единомышленника. И даже больше — как прощают живущих стоящие у могильной черты… Беспокоило лишь одно: если он найдет студента, то все-таки придется вернуться в башню. Но беспокойство это было запоздалым, потому что втайне от этого умственного, логического беспокойства он уже решил, что даже и в том случае, если найдет Ладонщикова, не станет уговаривать его вернуться в башню, а пойдет с ним. Рядом с ним или следом за ним — все равно.

Он спустился с холма к входу в штольню, чтобы еще раз осмотреть следы и постараться найти среди них след Ладонщикова, хотя наверняка знал, что осмотр этот ничего ему не даст. Оказавшись у лаза, заглянул в него и увидел, что лаз заперт изнутри. Мысленно похвалил Саида и окончательно убедился в том, что Саид истолковал их разговор на холме превратно, иначе не стал бы запирать лаз: ведь Холланд бежал следом за ним и должен был оказаться у лаза через две-три минуты. То, что подумают о нем в башне после рассказа Саида, Холланда не волновало. Он знал, что Саиду не поверят, будто он, Холланд, хотел увести его в пустыню — такое желание могло бы возникнуть только у сумасшедшего. Впрочем, совсем неважно, что о нем подумают в башне теперь, потому что он об этом никогда не узнает… Тот же факт, что он не вернется, также не будет объяснен в пользу предположений Саида. Скажут: он погиб в пустыне, спасая студента Ладонщикова.

Как Холланд и предполагал, осмотр следов ничего ему не дал. Но с этого все же следовало начать. Теперь предстояло обойти холм вокруг и посмотреть, нет ли следов, ведущих от холма в пустыню. Ими могли быть только следы Ладонщикова. Если и в этом случае следы Ладонщикова найти не удастся, Холланд намеревался увеличить радиус окружности, по которой он обойдет холм во второй раз, и обнаружить следы беглеца непременно.

Конечно, ничего этого можно было бы и не делать, ничего не искать, если уж он сам решил не возвращаться. Но эта простая мысль почему-то не приходила ему в голову. Скорее всего потому, что не все было додумано им до конца, не все решено, что изначальная жажда жить во что бы то ни стало гасила в его мозгу эту мысль, оставив за собою право изменить решение, если ей удастся совладать с умиранием или в том случае, если изменятся обстоятельства. А они, эти обстоятельства, могут измениться совершенно неожиданным образом: ведь можно же предположить, что Ладонщиков сам попросит Холланда о помощи и что отказать ему в такой помощи будет преступно; что Ладонщиков, увидев Холланда, изменит вдруг свое решение таким образом, что станет жертвовать собой ради безопасности Холланда… Нечто, неотделимое от Холланда, учло все это и избавило его от необходимости додумать все до конца, от окончательного решения, вопреки которому невозможно принять даже правильное решение.

Холланд отправился на поиски следов Ладонщикова, огибал холм, шагал по девственному песку, нанесенному ветром, проваливался в нем по колено, чертыхался, поглядывал на холм, взбегая всякий раз взглядом к его вершине, на тот случай, если Ладонщиков окажется вдруг там среди редких кустов и заброшенных раскопов. Он был уже у противоположного склона холма, когда вспомнил, что студенты Ладонщиков и Кузьмин проводили на этом склоне самостоятельные раскопки, и подумал, что надо искать Ладонщикова там, что он мог схорониться там в ожидании ночи, хотя, конечно, дурак, если это сделал, — ведь мысль о том, что он в своем раскопе, могла прийти и не в такую сообразительную голову. Карабкаться вверх по склону Холланду не очень-то хотелось, и он решил, что пройдет еще шагов пятьдесят-шестьдесят и уж потом, если не наткнется на след студента здесь, внизу, поднимется к раскопу.