Черная башня

А вот Рим не удалось. Этот город много лет был разменной монетой королей и герцогов. Без сильной власти Рим не выдерживал малейшего натиска и то и дело разорялся то неаполитанцами, то приходившими им на смену герцогами. Пожалуй, спасло город только падение неаполитанской династии, после короля Владислава следующая королева Джованна с трудом удерживала власть в собственном королевстве.

Но тогда Владислав еще был жив и силен. Он снова захватил город и снова отдал его на разграбление — обычай всех победителей. Грабить было особенно нечего, все давно ограблено. Папа Иоанн бежал во Флоренцию, а вот Козимо Джованни де Медичи отправил в Рим на практике осваивать банковские премудрости. Римское отделение не было самым крупным, его опережали головное во Флоренции и венецианское, но было самым доходным.

Козимо отправился в Рим, напутствуемый не только отцом и матерью, но и Никколо Никколи. Тот сокрушался, что из-за военных действий не может позволить себе поехать вместе с учеником, но советовал, что искать, смотреть и с кем познакомиться. Советовали и Бруни с Браччолини, правда, с оговоркой, чтобы он не судил поспешно.

Что они имели в виду, Козимо понял, едва подъехав к Риму.

Глава III

Это Рим?!

Что еще мог воскликнуть молодой человек, наслушавшийся рассказов о величии Вечного города и вдруг обнаруживший, что не только величия, но города-то толком нет?

Жившим в начале первого тысячелетия, как и живущим в начале третьего, трудно, даже невозможно представить, каким был Рим начала пятнадцатого века. Прокатывавшиеся по городу волны завоевателей разоряли его подчистую с незавидной регулярностью. Но не меньше варваров и грабителей разрушали древний город и сами жители, используя остатки зданий в качестве строительного материала.

Зачем везти откуда-то камень, когда его в избытке под ногами? Если не под ногами, а пока еще стоит в виде колонн, то их вполне можно и опрокинуть, никто же не охраняет.

Под ногами было все — обломки мраморных колонн, какой-то битый камень, черепки… но все перемешано с землей, заросло травой, затоптано ногами. Трава пробилась всюду — сквозь гранитные плиты древних мостовых, даже сквозь стены остающихся пока стоять зданий. Вокруг руин Колизея пасли скот, из четырех виадуков, подающих в город воду, действовал только один, а брать ее из Тибра было просто невозможно из-за загаженности реки, всюду разгуливали овцы и козы, а то и коровы, выщипывая пробивающуюся траву, из стен полуразрушенных домов росли целые деревья, окончательно дробя камень своими корнями…

Но жителям словно не было до этого дела. Да и каким жителям? После многолюдства и шума узких флорентийских улиц Козимо неприятно поразила тишина римских. Рим казался пустым. В огромном городе проживало в несколько раз меньше людей, чем во Флоренции. Кто-то погиб во время эпидемии, кто-то — в отражении бесконечных набегов, кто-то — просто в стычках на улицах. Трупы в Тибре стали привычными, римляне невесело шутили, что рыба в реке отвыкла питаться чем-то другим.

От самого Тибра несло такой вонью, что впору нос зажимать. Но и к этому тоже привыкли.

Контора банка Медичи рядом с мостом Святого Ангела, прямо напротив самого замка. Она скромна, как и все у Медичи. Леонардо, к которому Джованни отправил сына, показал ему отведенную для жизни комнату и посоветовал по вечерам по улицам не ходить, да и днем делать это осторожно.

К ночным вылазкам Козимо и сам не был склонен, а вот днем любую свободную минуту посвящал походам по Риму. Бродил по улицам, вглядываясь в полуразрушенные колонны, чтобы прочитать латинские надписи на них, подолгу стоял, пытаясь представить, как выглядел дом, когда его крыша еще не покрылась настоящими зарослями молодых деревьев, что было на месте тех руин, куда вела вон та лестница, от которой остались лишь обломки гранитных ступеней…

Нередко, глубоко задумавшись, он стоял перед мостом, взирая на круглую махину усыпальницы Аврелия, превращенную в замок Святого Ангела. Тогда Козимо словно попадал в мир, о котором столько наслышан в доме Никколи, вокруг оживала многоголосая римская толпа, звучала латынь, и Рим обретал былой блеск и величие. Разочарование и даже ужас первых дней уступали место восхищению человеческими способностями. Никколи, Браччолини и Брунеллески правы, восхищаясь Древним Римом. Если даже тысячелетние развалины производят столь сильное впечатление на того, кто умеет их разглядеть, то каков же был город во времена своего расцвета!

Его взгляд научился продираться сквозь траву, чтобы увидеть гранитные плиты древней мостовой, отметать молодые деревца и словно дополнять разрушенные части зданий, восстанавливать картины того, что было когда-то.

Однажды его задумчивостью воспользовались воришки — окружили, затолкали, а когда вдруг бросились врассыпную, кошеля на поясе уже не было. Там было всего с десяток дукатов, но после этого ограбления Козимо стал более осторожен.

К вони от Тибра он привык, как и все остальные, хотя поначалу жаловался Леонардо: