Дэлглиш чуть не рассмеялся вслух. Вот ироническое — и столь подходящее — завершение этого провального дела. Вот как все началось! За письмом отца Бэддли не крылось ничего зловещего, никакого заподозренного преступления, заговора, ловко скрытого убийства. Он — бедный, невинный, наивный старик — просто-напросто хотел профессионального совета, как бы купить, обустроить и материально обеспечить общежитие для юных правонарушителей на сумму в девятнадцать тысяч фунтов. Учитывая нынешнее состояние рынка и уровень инфляции, кто ему по-настоящему требовался, так это финансовый гений. Однако написал он полицейскому — вероятно, единственному, которого знал. Специалисту по насильственным смертям. А почему бы и нет? Для отца Бэддли все полицейские были более или менее одинаковы —доки по части преступлений и преступников, обученные не только расследовать, но и предотвращать. «А я-то, — горько подумал Дэлглиш, — не сумел ни того, ни другого». Отец Бэддли желал получить профессиональный совет не о том, как бороться со злом. Тут у него были иные непогрешимые наставники, здесь он был на своей территории. По каким-то причинам, почти наверняка связанным с переводом этого молодого неизвестного пациента, Питера Боннингтона, старый священник разочаровался в Тойнтон-Грэйнж. И захотел посоветоваться, куда же вложить свои деньги. «Ну до чего же типичное для меня высокомерие, — размышлял Дэлглиш, — решить, будто я понадобился ему для чего-то большего».
Он сунул письмо в карман и зашагал дальше, скользя взглядом по сложенной газете. И тут же невольно обратил внимание на одно из объявлений, будто оно было выделено в тексте. Знакомые слова так и бросились в глаза.
Ну конечно же! «Список друзей Тойнтон-Грэйнж», непостижимым образом пропавший после смерти Грейс Уиллисон, эти шестьдесят восемь имен, которые она знала наизусть. Дэлглиш замер под низко нависшим, угрожающим небом и перечитал объявление еще раз. Его охватило азартное волнение — столь же остро ощущаемое, как внутренняя судорога, как внезапный прилив крови. Он знал, знал с мгновенной, ликующей уверенностью, что найден конец запутанного клубка. Потяни за один факт, и нитка чудесным образом начнет распутываться.