Черная беда

— Я прочел здесь, — сказал он, похлопав рукой по тому теоретической биологии, — что деторождения теперь больше не будет. Яйцо оплодотворяется в лаборатории, а затем плод выращивается в бутылках. Великолепная идея. Достаньте мне несколько таких бутылок… Чтобы у всех головы шли кругом.

Даже говоря на интересующую его тему, Сет часто отвлекался и задавал совершенно неожиданные вопросы: «Сколько стоит автожир?», или «Объясните мне, пожалуйста, что же такое все-таки сюрреализм?», или «Вы убеждены в невиновности Дрейфуса?», а затем, не дожидаясь ответа, вновь принимался строить далеко идущие планы…

Эти дни господин Юкумян летал, как на крыльях: в приобретении музейных экспонатов он нашел себе дело, в котором у него уже был немалый опыт. Имея на руках приказ о выселении без возмещения убытков, он вел бесконечные переговоры с графом Нгумо и виконтом Бозом; он покупал и перепродавал, торговался, завышал и занижал цены, ел и спал на антиквариате сомнительной ценности. Что же касается Бэзила, то усталость от борьбы во имя Прогресса начинала сказываться. Единственной отдушиной в его суматошной жизни были короткие верховые прогулки с Пруденс по выжженным горным тропкам да тайные свидания, которые могли прерваться в любой момент, если Сету почему-то придет в голову вызвать его во дворец.

— Иногда мне кажется, что этот проклятый император травит тебя каким-то медленным ядом. Он же на все способен, — сказала Пруденс. Выглядишь ты чудовищно.

— Ты не поверишь, но мне не хватает Коннолли. Общаться с Сетом и Юкумяном — не самое большое удовольствие.

— А со мной? — спросила Пруденс. — Про меня ты забыл?

— Ты — фантастическая девушка, Пруденс. Как говорит Сет, «первый класс». Но если бы ты знала, как я устал!

Неподалеку посольский конюх с мрачным видом разгонял хлыстом целую армию муравьев, а по камням и глинистому склону высохшего ручья беспокойно били копытами пони.

Прошло еще два дня, и на Министерство модернизации обрушился самый страшный удар. В то утро в министерстве, как всегда, кипела работа: господин Юкумян беседовал с каким-то арабом с побережья, который уверял его, что располагает «очень старыми, очень подлинными» португальскими рукописями, а Бэзил, с трубкой в зубах, изучал последнее постановление императора: «Высшей знати предписывается в обязательном порядке носить перчатки и соломенные шляпы», — как вдруг с совершенно незапланированным и крайне нежелательным визитом явился некто мистер Джеггер, подрядчик, отвечающий за снос англиканского собора. Это был приземистый добродушный британец, который после ряда неудач в Кейптауне, Момбасе, Дар-эс-Саламе и Адене добрался до Дебра-Довы, где и осел, беря мелкие подряды в гавани и на железной дороге. Протиснувшись между предметами старины, которых в кабинете Бэзила с каждым днем становилось все больше, и сняв со стула клетку с болезненно нахохлившимся ястребом, Джеггер сел, в нерешительности оглядываясь по сторонам.

— Со мной эти фокусы не пройдут, мистер Сил, — с вызовом сказал он. — Говорю вам об этом совершенно прямо и готов то же самое повторить кому угодно — хотя бы даже самому императору!

— Мистер Джеггер, — веско возразил Бэзил, — вы не первый день живете в этой стране и должны понимать, что говорите опрометчивые вещи. За такое ведь и отравить могут. У вас неприятности?

— Вот мои неприятности. — И Джеггер, порывшись в нагрудном кармане, откуда торчали карандаши и складные линейки, вытащил листок бумаги и положил его на стол рядом с выложенным мозаикой портретом покойной императрицы последним приобретением директора Министерства изящных искусств. — Что это такое, а? Что это такое, я вас спрашиваю?

— В самом деле, что это? — переспросил Бэзил и, взяв со стола листок, внимательно его рассмотрел.

По размеру, форме и на ощупь листок напоминал английский пятифунтовый банкнот, с обеих сторон разрисованный красной и зеленой краской. Чего тут только не было: и азанийский орел, и карта империи, и солдат в форме императорской гвардии, и аэроплан, и традиционная фигура с рогом изобилия. Однако на самом видном месте красовался медальный профиль Сета в цилиндре и во фраке. Посредине вычурным шрифтом было выведено ПЯТЬ ФУНТОВ, а сверху протянулась еще одна надпись: ИМПЕРАТОРСКИЙ БАНК АЗАНИИ, под которой была воспроизведена личная подпись Сета.

В столице и на побережье торговля велась на индийские рупии, хотя имели хождение также восточноафриканские шиллинги, французские и бельгийские колониальные франки, талеры Марии Терезии; в глубине же острова вместо рупий и франков расплачивались каменной солью и патронами.

— Это что-то новое, — сказал Бэзил. — Интересно, в курсе ли казначейство? Господин Юкумян, можно вас на минутку?

Директор министерства изящных искусств и Верховный казначей вышел из-за перегородки, на ногах у него были черные бумажные носки, а в руках он держал только что приобретенный макет парусника.

— Нет, мистер Сил, — заверил верховного комиссара господин Юкумян, я такое в первый раз вижу. Откуда у джентльмена эти бумажки?