Черная богиня

Я с трудом возвращался к реальности, на голос обернулся чисто на автомате, на автомате глянул на Холодова, давнего моего приятеля. Под покрасневшими глазами у него залегли круги, небритые щеки ввалились. Странно, но сегодня его грустная физиономия так некстати напомнила мне морду бассета. Глаза Холодова под стать его фамилии холодно поблескивали, и мне почему-то подумалось, что Лешка безумно устал от боли и страданий, навсегда поселившихся в стенах его заведения.

– Паша! – терпеливо позвал он меня во второй раз. А я все глядел на него и ничего не отвечал. – Ты к Александре?

– Да.

– Гм, понимаю.

«Скажи мне, что вы перевели ее в другую палату! – кричал мой взгляд. – Скажи же!»

– Она… она умерла, да? – и мой голос предательски дрогнул.

Холодов молча кивнул. А потом отвел глаза, словно что-то старательно выискивал на пустой кровати.

– Пошли-ка ко мне, – сказал он…

…– Как ты думаешь, – нервно теребил Алик Шелученко Савельева за рукав. – Как ты думаешь, этот Холодов сможет помочь сыну богини, а?

Павел внимательно глянул на товарища по несчастью. Шелученко напряженно щурил маленькие глазки-буравчики с красными от хронического неумывания веками. На кончике носа, словно точка от вопросительного знака, висела зеленоватая соп-лина.

– Не знаю, – проворчал Павел и брезгливо отодвинулся от Алика. – Ничего я не знаю.

– Ну, тогда я постараюсь послать ему положительный импульс, – важно заявил Алик, а затем ни к месту хихикнул.

Савельев рванул ворот рубашки, словно ему было нестерпимо душно, и выскочил прочь из храмовых покоев.

В саду при храме находилось священное озеро. Его окружали смоковницы, по берегам росли камыш и тростник. Однако в одном месте эту зелень срезали, так что глазам Савельева открылась блестящая вода, а на ней ладья, качавшаяся на волнах неподалеку от берега.

То, что довелось увидеть Павлу, он не забудет уже никогда.

В ладье сидела царица-богиня Сикиника с распущенными волосами. Внезапно в полной тишине она воздела руки к небу и начала плач: плач по только что ушедшей в землю погребенных подруге, плач по погибшему две зимы назад царственному супругу:

– Приди в свой дом, о мой бог! Приди в свой дом, мой супруг! Осирис, прекрасный юноша, не имеющий врагов, приди в свой дом! Я зову тебя и плачу, так что слышно даже на небесах, ты же не внемлешь моему гласу!

Словно издалека долетел до слуха Савельева хор низких мужских голосов:

– Его убил Сет! Его, у которого не было врагов, кроме собственного брата! Его убил Сет, и нет больше жизни в его теле. Плачь, богиня, его убил Сет!

«Здорово, что я потратил столько времени, чтобы выучить этот древний, практически забытый язык», – мелькнуло в голове Савельева.

– Его убил Сет!…

«А кто убил моего Осириса?» – всхлипнула Сикиника, прикрывая глаза, в которых блестели хрусталики слез.

День, решивший ее судьбу, царица-богиня помнила болезненно-отчетливо. Тогда солнце стояло уже высоко в небе, и от его лучей из влажных после дождя садов поднимались испарения. Тогда шел дождь, тогда бог дождя не гневался на них… День обещал быть жарким и душным. Деревья царского сада казались неподвижными арабесками на синем, цвета индиго, безоблачном небе. Повсюду стояла тишина, и не было слышно даже щебетания птиц.

Сикиника решительно поднялась с низкого ложа, лениво потянулась и хлопнула в ладоши.

– Купаться! Всем купаться, – крикнула она рабыням.

Босой ногой царица толкнула Нефру-Ра, задремавшую рядом, и рассмеялась:

– Мы идем купаться!

Служанки торопливо собирали все, что необходимо царице-богине Мерое для купания. Одни нагрузились коробочками с золотой пудрой и склянками с мазями, другие – кувшинами с душистым маслом, третьи побежали за тонкими льняными полотенцами. Пока они суетились, Сикиника примеряла золотые сандалии, удивительно подходившие к ее золотисто-бронзовой коже. У царицы были восхитительные ноги, самые прекрасные ноги во всей Мерое, как говорила ее свита.

Царица шла купаться. Одна рабыня раскрыла над ее головой голубой зонтик, а две другие обмахивали ее длинным опахалом. Под звуки арфы Нефру-Ра прославляла в песнях ее красоту.

У пруда Сикиника сбросила узкое льняное платье, сняла сандалий и скользнула в воду. Благодать и благословение богов – эта вода.