Домбоно так и не ответил. В стене вновь приоткрылась таинственная дверь, они вышли из зала, в котором только что осматривали Мин-Ра, прошли длинным коридором до тронного зала. Сикиника уже сидела на троне, неподвижная, великолепная статуя богини немыслимой красоты. У Алексея перехватило дыхание. Так с кем ему сейчас предстоит разговор — с матерью больного ребенка или с неземной богиней? Богиней, помочь которой способен лишь простой смертный. Как он.
Холодов украдкой огляделся по сторонам. Домбоно ушел. Теперь он остался один на один с Сикиникой.
— И не ждите, что один лишь ваш взгляд способен вызвать у меня священную дрожь в поджилках, мадам, — заявил Алексей, восхищенный своей собственной смелостью. Или наглостью? — Мы здесь одни, надеюсь, нас никто не подслушивает. «Жучков»- микрофонов четыре тысячи лет назад еще не изобретали. Поэтому мы можем поговорить спокойно, как нормальные люди… а вашу божественность оставьте для официальных приемов, — Холодов шутливо раскланялся. — Я — доктор. Хирург из Петербурга. Я только что осмотрел вашего сына и готов оперировать его. Но при одном условии. Вернее, условий будет несколько.
— Мне не ставят условий!
Голос из морозильной камеры новейшего холодильника «Индезит», который он так и не удосужился купить в «Альтернативе синицы». И все-таки этот голос способен очаровать любого мужчину. Когда она говорит, ни единая черточка не шелохнется на ее лице, даже губы и то не двигаются. «Может, она чревовещательница, а?» — подумал Алексей… Совершенно безумная мысль! И Холодов повернулся к царице:
— Если мы сейчас твердо обо всем договоримся, потом вам ни к чему будет утруждать себя встречами со мной. У вашего сына остеома. Нужна операция…
— Говорите яснее! — сердито потребовала женщина из золота. — Мой сын будет ходить? Без болей, что мучают его сейчас? Он поправится?
— Это зависит от многих обстоятельств. Ваши врачи способны заряжать скальпели неким подобием электроэнергии, но вот могут ли они работать чисто, стерильно — вот в чем вопрос. Опасность проникновения бактерий и микробов очень велика, моих антибиотиков может не хватить. И это — только одна проблема.
— Что, есть еще и вторая?
— Подготовительный этап перед операцией. Анализ крови, наркоз, если нужно, переливание крови. Я должен рассказать вам об этом прямо сейчас! Не так-то просто — взять и разрезать человеку ногу, удалить опухоль и так далее. Во время операции на голову врача могут свалиться сотни непредусмотренных заранее неприятностей.
— Ничего, мы — люди мужественные! — гордо произнесла Сикиника. — И мой сын — тоже человек мужественный. Да и вы, как я погляжу, тоже.
— Мужество нам в данном случае вовсе ни к чему. Я должен знать о моем пациенте все.
— Но вы же видели Мин-Ра, чего еще?
— Да, видел. У него светлые волосы и голубые глаза. Просто замечательные голубые глаза.
Каменное лицо даже не дрогнуло. «Какое же у нее самообладание, ничего себе выдержка! — мелькнуло в голове у восхищенного Холодова. — Но лет двенадцать-тринадцать назад она все-таки их потеряла. Да, конечно, черные овечки в стаде белых барашков встречаются, но голубых глаз у цветных быть не может, если кто-то не подметался к темнокожей расе».
— Вам предстоит оперировать мальчику ногу, а не глаза! — холодно парировала Сикиника. — Все-таки прав, тысячу раз прав Домбоно! Вы опасно любопытны.
— Просто поразительно! Значит, здесь тоже подслушивают и подглядывают, как и во всем прочем мире! Вы подслушивали!
— Я слышу и вижу все.
— Что ж, таково преимущество богов. Но мне-то, врачу, важно знать, что ваш сын зачат и рожден нормальным образом, по-человечески, так сказать. Что он не какая-то там капелька солнца, как его наверняка представляют доверчивому народу!
— Да что вы хотите, в конце концов? — презрительно поинтересовалась Сикиника.
И маска куда-то пропала с лица богини. Даже пальцы и то вдруг ожили, побежали по обшитому золотыми нитями платью. «Э-э, да она нервничает, — ухмыльнулся Холодов. — Ага, богиня, да ты такая же женщина, как и все остальные Евины дочки».
— Я хочу больше знать о вас.
— Больше? Да вы вообще ничего не знаете! — ее пальцы становились все беспокойнее, а глаза, переливавшиеся то пронзительно-зеленым, то черным светом в зависимости от того, как падали блики ламп, яростно сверкнули.
«Не перегибай палку, — приказал себе Холодов. — Ты и так здорово достал их. Завтра она будет разговорчивее… и с каждым днем будет становиться все приветливее и приветливее… Она оттает под пламенем страха за сына. Я ведь не сразу же оперировать его буду… Сначала надо посмотреть, что там Савельев называет местной «операционной», в каких условиях придется работать, насколько велик риск. Нет, мне даже жаль этого Домбоно, ведь доведу его до белого каления, беднягу».
— Ваше предложение освободить пленников, если операция будет удачной, все еще остается в силе? — спросил он наконец.
— Я никогда не нарушаю данного слова! — гордо вскинулась Сикиника.
— И мы действительно вернемся в наш мир?
— Да.
— Все?