Черная часовня

Опять же тут не было ничего неожиданного. Мы уже находили огарки свечей и капли воска на других местах преступления, но решили, что они использовались исключительно для освещения. Теперь же нам приходилось строить новые догадки.

В том согнутом положении, в котором мы находились в тоннеле, было трудно совещаться, поэтому мы просто продолжали осторожно двигаться вперед, один за одним, погрузившись в собственные мысли и переживания.

Я размышляла о том, что думает обо всем этом индейский воин и напомнила ли ему наша операция о стычках на границе… нравится ли Буффало Биллу неожиданное возвращение к прежним денькам разведчика… одобряют ли агенты Ротшильда, городские жители, знакомые как с открытой яростью толпы, так и с тайными интригами, преследование людей, укрывшихся в пещерах для только им известных безбожных дел…

Проход в тоннеле завернул немного кверху, но потом выровнялся. Здесь свод стал выше, хотя и ненамного шире, и мы наконец смогли распрямить спину – все, кроме Буффало Билла.

Впереди показался свет: яркий желто-белый огонь. К этому моменту все мы были уже не в силах сопротивляться притяжению неземного видения глубоко под землей. Тропинка снова стала углубляться, будто устремляясь прямиком в ад, но мы продолжали идти вперед, пока огни перед нами не превратились в сплошное яркое марево.

Между тем пение прекратилось и сменилось дикими воплями и всхрипами, звуками столкновения бьющихся в безумии тел.

Красный Томагавк склонился к самой земле, чтобы разглядеть следы, и подкрался к источнику света, резко свернув направо, как только оказался в проеме. Через мгновение оттуда высунулась его левая рука и поманила нас за собой.

Буффало Билл последовал примеру индейца, в точности повторив его движения одно за другим.

И снова появилась рука, уже в рукаве с бахромой, и позвала нас.

Встав на четвереньки, Ирен поползла вслед за разведчиками. То же самое сделала и Элизабет.

Я колебалась. Крики и стоны впереди, казалось, достигли апогея. Я подумала, что люди, издающие такие звуки, вряд ли заметят наше почти бесшумное появление, особенно если они заняты смертоубийством друг друга, в чем я ни капли не сомневалась.

Я ждала, что в проеме покажется еще одна рука, но ничего не происходило. Тогда я оглянулась на агентов Ротшильда. Один из них сделал шаг вперед и встал рядом со мной.

– Что дальше? – спросил он меня по-французски.

Не зная, что ему ответить, я поняла, что и не узнаю, пока не последую за остальными. Надо только попросить его подождать. «Arr^etez»[128], – в отчаянии прошептала я единственное слово, которое смогла вспомнить, но он понял мою мысль и отступил назад.

Я встала на четвереньки, силясь представить себе, что я в детской и играю в медведя с самыми маленькими из своих подопечных. После чего неуклюже поползла в ожидающие меня впереди свет и жару.

Сначала мои привыкшие к темноте глаза заволокло слезами, и я могла только моргать. Шум заполнял пещеру и метался, отражаясь от стен, так что казалось, что все души проклятых, когда-либо живших в мире, заключены в этом небольшом пространстве.

Потом я разглядела своих спутников, которые, все еще пригнувшись, рассматривали из-за естественного каменного барьера сцену внизу.

Я подползла поближе к Элизабет и осторожно перегнулась через камни, чтобы увидеть пол пещеры.

Повсюду, усеивая бликами темный камень, горели свечи: на полу, на булыжниках, в нишах стен. Костер, полыхающий в центре пещеры подобно огненному столпу, освещал даже высокий потолок.

Около костра стояла одинокая фигура в длинном одеянии и что-то бормотала на непонятном, а то и вовсе неземном языке, задрав руки и голову к… не столько к небесам, сколько к своду дьявольской пещеры.

Вокруг застывшей фигуры плясали и вопили около дюжины обнаженных людей. Они топтались прямо на своей темной одежде, сброшенной на землю; больше половины из них, стыдно признать, были женщинами, на чьих извивающихся блестящих телах отражались блики костра.

С края от танцоров стоял обнаженный мужчина с хлыстом в руках, осыпая ударами всех, кто осмеливался замешкаться хоть на секунду. По трепещущей плоти стекали ручейки крови вперемешку с потом, и в конце концов несколько танцующих повалились на пол, невзирая на побои. Сверху на упавших рухнули все остальные и принялись стонать и корчиться. Мне показалось, что передо мной видение из самого ада, красочнее и ужаснее любого полотна лучшего из мастеров Ренессанса.

Лишь троих из находящихся в пещере, казалось, не затронуло царившее вокруг безумие: одетые в монашеские рясы, они стояли у дальней стены пещеры и взирали на действо отстраненно, словно судьи инквизиции.

Исступленные движения, жар и шум не позволяли воспринять картину целиком, но было понятно, что перед нами сцена группового сумасшествия.