Черная черепаха

– Не знаю точно. Тебе я позвонил сразу же, как сам сюда подъехал. Тебе и спасателям. Но, я боюсь, когда они к ней сунутся, она… спрыгнет.

Слово далось ему тяжело, будто кто-то схватил его за глотку.

– А я-то тут причем? Я ж не психолог!

– Не знаю. Я хватаюсь за соломинку. Меня она не слушает. Вызовы по НКИ сбрасывает. Ты же… ты же вроде шаришь в таких вещах. Может, можноно как-то незаметно подобраться к ней и… не знаю, схватить, оттащить от края?

Уфф… Я еще раз взглянул наверх.

– Скоро там спасатели?

– Да не знаю я! Если вертолет вылетел, то должны уже быть здесь с минуты на минуту. Но я боюсь, что…

– Да понял я, понял… Ладно, я попробую.

Ч-черт, перчатки свои беспалые не взял. Не думал же, что лазать куда-то придется. Ладно, что уж теперь…

Конструкция у башенного крана мало менялась за последние лет пятьдесят, а то и сто. Во всяком случае, общий принцип устройства. Разве что раньше на вершине башни, в небольшой кабине, сидел оператор-крановщик. Сейчас в этом нет нужды – управляется эта штука автоматикой. Но кабина наверху все равно остается – для тех редких случаев, когда нужен ручной режим. Подняться туда можно на небольшом лифте, либо древним, как мир, способом – по длиннющей вертикальной лестнице.

Лифт я трогать не стал – его корзина была наверху, видимо, Ката ей и воспользовалась. Если вызвать ее вниз, девчонка это наверняка заметит. Психанет ещё. Придется карабкаться по-обезьяньи. Учитывая высоту конструкции, угрохаю я на это минут пять, не меньше, но деваться некуда.

Железные ступеньки были изрядно побиты ржавчиной – вряд ли ими вообще пользовались. Хвататься за них голыми руками было неприятно. Подумалось, что к концу пути явно натру кучу мозолей. Я тут же отбросил эту мысль. Нашел о чем беспокоиться! Там, наверху, девчонка свести счеты с жизнью собралась, а ты о мозолях.

Но что с ней случилось? Нет, конечно, если верить рассказам Терехова, она вообще по жизни психопатка, наркоманка и неуравновешенная особа. Как он там говорил – самое главное разочарование отца. Но кто знает, как там на самом деле. Я вот тоже вроде как разочарование моего отца. Но я ведь не бросаюсь с моста головой вниз. Не дождетесь.

После случившегося в Артаре я поневоле чувствовал себя в ответе за Кату. Ну, или, по крайней мере, мне точно было не плевать на нее. Даже закралась мыслишка, что это она из-за меня все это затеяла. Или что я мог как-то это предотвратить еще там, в таверне – разговорить её, выяснить, что её гложет, успокоить. Но нам там было не до разговоров.

Наверху было ветрено и, кажется, градусов на десять холоднее, чем на земле. Или это просто меня озноб одолел от волнения. Реально, зуб на зуб не попадает, хотя толстовка на спине взмокла, пока карабкался на эту чертову башню.

Сама стрела была треугольной в сечении, и карабкаться по ней было неудобно. А вот противовесная консоль – широкая, массивная, и на ней предусмотрена горизонтальная платформа, по которой можно пройти к лебедкам. По ней девушка и прошла до самого конца, перелезла через невысокие перила и уселась прямо на внешнюю балку, свесив ноги вниз. Сидела она спиной ко мне, и ветер трепал ее темные волосы – длинные, до плеч. На Кату она совсем не была похожа. Невысокая, полненькая.

Я тоже аккуратно перебрался через ограждение и пошел прямо по балке – она была широкая, в три ладони. Старался двигаться тихо, так что подобрался буквально на расстояние вытянутой руки. Свист ветра и поскрипывание железной конструкции сыграли на руку, заглушив мои шаги. До земли здесь было метров сто. Может, и больше. Хотя, это уже неважно. После определенного порога уже без разницы, с какой высоты падать – хоронить все равно будут в закрытом гробу.

Девушка, сгорбившись, смотрела вниз. Вряд ли разглядывала копошащихся на стройплощадке людей, скорее просто уставилась в одну точку. Заметив, наконец, меня, вздрогнула и ухватилась за ограждение. Хороший знак. Инстинкт самосохранения действует. Если бы хотела спрыгнуть – давно бы уже это сделала.

– Ка… – начал было я и запнулся. – Аня?

Единственное, что было общего у этой девушки с Катой – это, пожалуй, взгляд. Черты лица же были более округлыми, мягкими. Кожа бледная, нездорового оттенка, под глазами залегли темные круги. Веки покраснели и припухли – не то от ветра, не то от слез. Но сейчас она не плакала. Взгляд был спокойный, но какой-то отрешенный.

– Мангуст… – с едва заметной усмешкой сказала она.

– Ага.

Я уселся рядом с ней, тоже свесив ноги в пропасть. Высоко. Люди внизу – едва различимые фигурки. Вон тот, с белым пятном вместо башки – тот самый прораб. Терехов, похоже, так и стоит рядом с ним. Вертолета спасателей пока не видно. Сердце, как всегда на такой высоте, бьется, будто стиснутое невидимой ладонью, временами вовсе замирая.