Добравшись по прибывающей воде до раненого, Тарамис осмотрел его и покачал головой.
– Я ничего не могу сделать, – хрипло прошептал он. По пути у них не было возможности раздобыть целебные снадобья, да и золота на них, кстати, тоже.
Лицо Палата окаменело, а кровь товарища продолжала струиться между его пальцами.
– Проклятие, я не собираюсь позволить ему умереть вот так, – сказал седеющий ветеран. – Я проделал весь этот путь не для того, чтобы стоять и смотреть, как истекает кровью мой друг.
Качая головой, Тарамис повторил:
– Я здесь бессилен.
Ужас сковал Дэррика, проскользнув мимо защиты, которую он пытался воздвигнуть. Если Клавин умрет быстро, придется оставить его тело тут – оставить крысам. А если воин будет умирать медленно, он обречен умирать в одиночестве – потому что члены отряда не могут себе позволить остаться с ним.
С того момента, как Дэррик шагнул в туннель, он отступил в безопасное место, которое он создал в душе когда-то, снося побои и грубые слова отца. Он пытался не позволить смерти Клавина тронуть себя.
– Как? – выдохнул моряк. Возглас утонул в звуке плещущейся воды, бьющейся о стены коллектора.
Дэррик в отчаянии, не желая видеть, как человек умирает столь постыдным – не для него, конечно, а для самой судьбы – образом, сделал шаг. И как только он двинулся, лезвие меча опять засияло голубым.
Палат шагнул вперед и встал между Дэрриком и раненым.
– Нет! – рявкнул он. – Я не позволю тебе отнять у него жизнь.
– Я не собираюсь убивать его, – сказал Дэррик. – Я хочу попытаться его спасти.
Великан застыл, не собираясь сдвигаться с места.
В эту секунду Дэррик осознал, что он никогда не был и не будет одним из них. Они путешествовали, ели и сражались вместе, но он был и остается чужаком. Только то, что он оказался способен взять меч Хоклина, связало их с ним. В душе Дэррика шевельнулся гнев.
Но Дэррик знал, что это неправда. Он был один всю свою жизнь. В конце концов, даже Мэт покинул его.
Дикая боль вонзилась в виски Дэррика, перейдя затем в безумные биения, от которых он едва не упал на колени прямо в холодную воду. Рой черных точек кружился перед глазами.
– Что я могу сделать? – спросил Дэррик.
Дэррик старался изо всех сил, пытаясь отыскать ключ к магической работе. Было бы куда лучше, если бы можно было сказать волшебное слово или что-нибудь еще. Все, что он помнил, – это как действовал меч в доме Эллайджи Кургана, и как он чувствовал себя тогда, и как вело себя оружие, когда освещало берег реки, чтобы люди обнаружили туннель, который искали. Дэррик понимал: дело не в вере, но знал, что все увиденное им – правда.
Меч задрожал и вновь засиял голубым. Спокойное тепло разлилось по туннелю, проникая в плоть и кости Дэррика вместе с гудением, наполнившим воздух. Ошеломленный, он смотрел, как кровь Клавина перестала течь сквозь пальцы Палата.
Медленно, нерешительно Палат отвел руку от шеи Клавина, открывая рваную рану на горле. Люди увидели, как плоть стягивается, срастается, пока от раны не осталось и следа, кроме маленького, почти незаметного шрама.
Жужжание и тепло продолжали колебать воздух, и на глазах Дэррика все его раны, даже та, которую нанесла скользнувшая по грудной клетке стрела, исчезли. Меньше чем за минуту все воины исцелились полностью.
– Благословение Света, – выдохнул Рамбал, и на широком лице его расползлась детская улыбка. – На нас снизошло благословение Света.
– Оно нам не поможет, – буркнул Палат, – если ты так и будешь стоять столбом и хлопать губами.
Сознание Дэррика потянулось к Мэту – он так хотел услышать голос друга.
– Проклятие, – выругался Палат, тыкая пальцем туда, откуда они пришли. – Стражники почти настигли нас.