- Не уважаешь, - повторила упрямо. - А я вот уважаю в тебе хорошего командира, с характером. Должность у тебя ответственная, и ты не тряпка, настоящий ты, Алексей. Недаром лучшая часть в округе, и дисциплина строгая, и боевая на высоком уровне.
- Ого! Ты в курсе дела.
- А ты как же думал! В своих женах недаром командиры боевых подруг видят. А я тебе жена, спутник. - Она тяжело вздохнула, спазматический всхлип сотряс ее всю. - Только не люблю тебя, Алексей, - произнесла через силу. Не за что. Для государственного дела - хорош, для меня хуже чужого.
Она хотела уйти, но он ее удержал:
- Постой, Ефросинья, наговорила семь верст до небес - и ходу. Чего ты хочешь?
- Теперь уже ничего.
- Хочешь поменяться ролями?
- Глупости, - устало сказала она. - Поздно. Спать пора.
- Успеешь. Ответь, чего ты хочешь?
- Раньше хотелось, чтоб ты меня человеком считал, боевой подругой, а годы прошли - привыкла. Вроде как на нелюбимой работе, когда уже поздно квалификацию менять. Она смахнула слезу: - Не нужно об этом. Очень тебя прошу.
До сегодняшнего вечера ему особенно не приходилось задумываться над своим отношением к жене. Знал: временами грубоват, невнимателен, подчас незаслуженно обижает. Но всегда старался как-то скрасить ей жизнь. "Ах ты, незадача какая, - подумал с досадой, - откуда она взяла, что я неуважителен к ней? В санаторий - вместе, случается, в гости - с нею, в академии учился она со мной в Москве..."
- Слушай, Фаина...
Из глаз ее брызнули слезы - Фаиной называл в первый год жизни, считая ее собственное имя слишком простым. Теперь вспомнил.
- Помолчи, Алексей... Фаину ты придумал... А я была Фросей и останусь ею... - Она ушла в спальню.
Голов снова уселся на подоконник, курил. Потом прошел в спальню. Жена еще не спала. На тумбочке горел ночник, как всегда, была приготовлена аккуратная стопка газет, которые Голов читал перед сном в постели. Все - как прежде. Внешне не произошло изменений в строгом и педантично хранимом укладе их жизни. Но что-то надломилось, в безмятежную жизнь безжалостно вторглось новое, и Голова одолели угрызения совести. Он присел к жене на кровать.
- У нас есть свободные деньги? - спросил он.
- Рублей сто пятьдесят, - ответила без запинки.
- Маловато. Это должно стоить дороже.
Ей подумалось, что он хочет как-то загладить свою вину дорогим подарком.
- У меня все есть, - сказала невпопад.
- На этот раз ты ошиблась, - ответил мягко. - Подарок имеет другое назначение. Будь добра, узнай, сколько стоит хороший современный магнитофон. И, пожалуйста, приобрети его, ну, что-нибудь в пределах двух - двух с половиною сотен ассигнуй. К концу следующей недели.
- Обождал бы до зарплаты. - Она умышленно не спросила, кому дарит магнитофон.
- Нельзя. - Он погладил ее обнаженную руку.
Поднялся, взял с тумбочки листок бумаги и карандаш, написал несколько слов:
- Закажи граверу.
Придвинув к себе ночник, прочитала написанное, удивилась:
- За что это ты ему?
- Просто так не дам, знаешь ведь.
- Это какой же Шерстнев, что машину разбил?
- Именно.
Ждал, станет расспрашивать, проявит чисто женское любопытство. Поинтересуется, с какой стати он тратит деньги на солдата, свои личные и к тому же немалые.
Она сложила листок, перегнув вдвое, спрятала в ящик тумбочки.
- Хорошо, закажу. Сделаю, как ты хочешь.
Поморщившись, он сдержал себя:
- Не я хочу. Солдат мне спас жизнь.
- Лешенька! - Жена встревоженно поднялась: - Почему ты молчал? - С заботливостью, которая всегда его покоряла, она принялась хлопотать, приговаривая: - Как это я, дурища... Нашла время... Ну вот, ну... что же ты!..
- Уймись ради бога, - ответил со смехом.
Они долго лежали без сна, рядышком, как в молодости, оба взволнованные. В соседней комнате тикали часы. На кухне капала вода из неисправного крана. Голов виновато подумал, что даже это не мог взять на себя - долго ли водопроводчика вызвать? И еще подумал, что пора разгрузить жену от многих забот по дому, которые может выполнить сам.
26
Суров с Людой шли по тому самому косогору, у подножия которого месяц с лишним назад он переносил ее на руках через поток. Люда увлеченно рассказывала о чудо-птице коростеле, который каждую осень пешком отправляется из белорусских лесов на зимовку в Италию, лишь изредка подлетывая у водных преград.
- Легко сказать: пешком! - с жаром говорила Люда. - Попробуйте себе представить: пичуга идет через всю Европу. Колоссально!
Суров нес ее туфли и сумочку, завернутые в газету. Больше месяца Люда за ними не приходила, а сегодня, собираясь в дорогу на юг, он обнаружил их и решил отнести хозяйке. Горячность девушки его забавляла.
- Неужели в такую даль - на своих двоих?
- Как не стыдно, Юрий Васильевич! Я хоть не фенолог, но сии сведения мною почерпнуты из абсолютно достоверных источников.
- Розыгрыш.
- Ну, знаете!.. Не быть компетентным...
- Постойте, Людочка, - Суров прервал ее, - трудно поверить, чтобы какой-то зачуханный дергач... Да что говорить попусту! Не верю.
В негодовании Люда остановилась: