Черная Ганьча. Вьюга

Новичок опять принялся за мытье, было слышно, как он то ли покрякивает от удовольствия, то ли постанывает от боли — Бицуля не видел его, ушедшего в прибрежные заросли, и клял себя за то, что сдуру влип в глупейшую историю и не знает теперь, как выбраться из нее. Не придумал ничего лучшего — отошел в тень, за сосну, и оттуда наблюдал за Пустельниковым. Достойное занятие, ничего себе, товарищ парторг! Хорошенькое мнение создашь о себе.

Из зарослей послышался слабый вскрик, заплескалась вода. Сильно прихрамывая, Пустельников вышел на сухое и принялся растираться, морщась и вздрагивая, но одеваться не торопился. В сторонке лежала одежда, он пригнулся над ней, порылся, извлек какой-то флакон, скособочился, полил на бедро из флакона и ахнул от сильной боли, завертелся юлой на одном месте, чертыхаясь и ахая.

Бицуля не выдержал, выскочил из-за сосен. Пустельников мгновенно нагнулся за обмундированием, схватил гимнастерку, но тут же отбросил ее, снова нагнулся за брюками, стал просовывать ногу в штанину, запутался, запрыгал. И вдруг стал обеими ногами на песок, прямо как был, с ненадетой штаниной. Потом он ее просто стряхнул с ноги.

— Ты еще здесь? — спросил сдавленным голосом. — Какого черта ходишь за мной?!

Но Бицуля уже догадался, в чем дело, точно знал, почему прячется от него новичок.

— Дурак, разве этим шутят! — сказал он. — Загнешься ни за понюх табака. Тоже мне героя из себя строит!

От реки несло сыростью, гниющими водорослями. Новичок молча перевязывал на бедре рану, привычно и ловко пеленая ее в длинный широкий бинт. Покончив с перевязкой, надел трусы, сапоги на босу ногу, захватил под мышку обмундирование и, как бы походя, обернулся к парторгу, все еще стоявшему в растерянности.

— Ты вот что, Захар, — сказал он с усмешкой, так не шедшей сейчас к его побледневшему от боли лицу. — Ты ничего не видел. Тебя здесь не было. Ты меня понял, да?..

Бицуля даже поперхнулся от возмущения:

— Брось, парень. Номер не пройдет!

— Вот и ладненько. Хорошо, что ты понятливый, мы с тобой подружимся, Захар. Ну все, пошли спать, сержант. Скоро утро.

Бицуля, не соглашаясь на компромисс, хотел ответить новичку резко, со всей непреклонностью, какая, он был уверен, сызмальства отличала его от других, но новичок крепко взял его за локоть пальцами правой руки, хотел протолкнуть вперед, но пошел рядом с ним, ничего не говоря, хотя ему, по крайней мере, надо было хоть извиниться за бесцеремонное обращение с парторгом заставы. Бицуля высвободил свой локоть, пошел впереди и про себя думал: «Ничего, парень, мы тебя приведем в божеский вид, приучим к армейским порядкам. Это тебе не у бабы на печке». Он распалил себя прямо до невозможности, рассердился на тыловика. И вдруг едва не ударил себя по лбу кулаком: какой же он тыловик с такой раной в бедре?! А эта страшная отметина на груди — тоже от лежания на печке в тылу?..

— Тебя звать как? — спросил.

— Семен. А что?

— Покажись врачу. Хочешь, пойду с тобой, никто знать не будет. Пойдем, Семен. Ладно?

Новичок промолчал, его познабливало от ночной сырости. Или, может, от открывшейся раны.

— Понимаешь, Захар, нельзя. Ты ничего не видел. А зажить — заживет. Я двужильный.

По вырубленным земляным ступеням, еще осыпающимся от каждого шага и не забранным в доски, они спустились в волглую затхлость землянки, где с потолка, как весной, срывалась капель, улеглись каждый на свои нары, и через мгновение Бицуля услышал — Семен, едва прислонясь головой к подушке, засопел носом, самую малость всхрапывая и ровно дыша — будто после трудной работы, безмятежно и крепко.

Что он за человек? — размышлял Бицуля. — Надо поближе с ним познакомиться. — И, засыпая, подумал: — Кто бы он ни был, завтра прямо с подъема отправлю его в санчасть.

…Им устроили подъем среди ночи. В темноте по тревоге усаживались в «студебеккер», в предрассветных сумерках, клюя носом, тряслись по разъезженному большаку в деревню близ Мерефы — не то в Михайлово, не то в Михайловку, где по оперативным данным, базировалась крупная банда из бывших немецких карателей и в близлежащем лесу, в самой чащобе, находились искусно замаскированные убежища — «схроны», которые надлежало обнаружить и захватить вместе с их обитателями.

— Задача ясна? — спросил лейтенант.

Застава понимала свою задачу, вопросов к лейтенанту не было. За исключением одного: почему не раздают боевые патроны? Не шуточки — на банду идти. Да еще из бывших карателей, отпетых головорезов. Не с голыми же руками отправляться на такое дело…