Черная Ганьча. Вьюга

Сказано это было к тому, что со снегом спокойнее — лучшей контрольной полосы, чем естественная снежная целина, не придумать. Прапорщик снова жил делами заставы, он вернулся в привычный круг, к привычным повседневным заботам, но, конечно же, едва войдя в канцелярию, позвонил своему «начальнику штаба», дескать, докладываю: жив-здоров, вернулся.

«Все возвращается на круги своя», — думал я, умываясь студеной водой, и, разумеется, понимал: каждый обязан заниматься своими делами, а их у Шинкарева без моих с избытком хватало. Поспит прапорщик пару часов и окунется в работу с головой, даже как следует не переговорив со своим «начальником штаба». Ведь нелегко служить в именном отличном подразделении, вот уже несколько лет кряду удерживающем переходящее Красное знамя. Тем более нелегко, если ты пришел на готовое.

С такими мыслями я прошел в канцелярию. Как водится, повар принес крепкого чая и сразу ушел. На улице ярился ветер, пронзительно свистел в проводах и раскачивал лампочку над крыльцом. В дежурной комнате часто звонил телефон, зуммерил аппарат. На какое-то время унялись звонки, в тишине я прилег и, кажется, задремал.

Очнулся довольно быстро. На дворе все еще было темно, и ветер по-прежнему раскачивал лампочку. Думалось о предстоящем возвращении домой и о том, что скоро, буквально через несколько дней, — Новый год, самый любимый семейный праздник. О разном думалось в предрассветную пору. Размышления прервал прапорщик.

— Отдохнули? — спросил он по-мальчишески звонко. — А я успел на границу смотаться. По обстановке. Лиса мышковала у стогов сена, что-то ее спугнуло, она и подалась к системе, прибор сработал. Вот и пришлось проверять. — Он выпалил эти новости одним духом. Разрумянившись от быстрой ходьбы, он хотел и не мог казаться солидным и строгим, не получалось. — Хорошие сведения получены, — сообщил минуту спустя и, закурив сигарету, прикрыл сияющее лицо дымной завесой. — Пока мы ездили в Поторицу, сюда позвонил Козленков, просил приехать… если можете. — Шинкарев подождал и после паузы выложил еще новость: — Комсомольцы отыскали адрес Бицули. Помните такого?..

Бицуля — бывший парторг заставы, закадычный друг Семена Пустельникова. Как можно не помнить Захара Константиновича! Я держал его в памяти и надеялся, возвратясь домой, приступить к поискам.

— На ловца и зверь бежит, — как бы угадав мои мысли, изрек Шинкарев. Ему все же удалось напустить на себя «солидность». — Машину подадут к десяти. К сожалению, сопровождать вас не смогу. Служба!.. — А по лицу видно: хочется поехать к Козленкову, узнать новые вести о герое, услышать, как было на самом деле. Он бы и к Бицуле отправился вместе со мною в Одесскую область…

Было воскресенье. К Козленкову мы все же поехали вместе.

Рассказ шестой

— …Знаю, вас интересует Пустельников, его подвиг, все, что имеет к нему косвенное или прямое отношение… Я, наверное, сказал неправильно: сначала — прямое, потом — косвенное. И все-таки с себя начну. С других таких же, как я… Вот мы тут остались, в этих краях. Не все, но многие присохли здесь. Почему, спросите? Что, здесь лучше, чем, скажем, на Кавказе или в Краснодарском крае?.. Или другие выгоды здесь?.. Или просто некуда было деваться после демобилизации? Отнюдь. Например, меня взять. Инженер-строитель по специальности. Демобилизовался еще сколько лет назад! Профессия моя нарасхват — хоть в Киев, хоть в матушку Москву. С распростертыми объятиями, с дорогой душой… И квартирку бы… получше этой… Так почему же мы остались, когда у каждого есть свой край, своя земля и даже свой дом?.. Раньше не задавался этим вопросом, жил — и все тут, как сердце подсказывало, вся житейская философия сводилась к формуле: «надо жить». Но с тех пор как мы встретились, не перестаю думать, ломаю голову, ищу точный ответ, пробую определить соразмерность моих ощущений применительно к решению поселиться навечно здесь, в шахтерском городке. Кстати, тогда городка еще не было, как не было этих домов, и этих первоклассных шахт, и всего, что составляет понятие «угольный бассейн»… Отсюда до границы рукой подать. Вот и ответ. Вот и вся философия — рядом пограничники, моя гордость. На границе остались лучшие годы, там товарищи похоронены… Если хотите, это незримая цепь, которой мы навечно прикованы к западноукраинскому краю… Спросите других, ей-богу, то же самое скажут. Возможно, другими словами, но по сути своей — то же… Судьба нас не баловала. Но мы на нее не в обиде…

Почти невозможно было уловить связь между этим замечанием и рассказанным накануне. Пояснений, однако же, не последовало.

— Довольны поездкой? — Филипп Ефимович круто изменил тему нашего разговора. — Не разочаровались? — Он имел в виду поездку в Поторицу.

Слушал строго. Что-то уточнял, с чем-то не соглашался. Иногда, забываясь, стучал по столу кулаком:

— Чепуха!.. Не так. Все было наоборот.