Черная изба

– Корнеева уехала, – жестко отрезала бабушка, заправляя Леночкину кровать. – И больше не вернется, даже если очень захочет. А она захочет, это я тебе точно говорю.

– Масловы! Масловы! – Леночка тряслась, выражение ее лица было совершенно безумным, растрепавшиеся темные пряди перечеркивали его, словно углем.

– Ирина уехала во Владивосток, – снова заговорила тетя мирным, спокойным голосом, – и там очень быстро вышла замуж. Мы думали, они в отпуск поехали, а оно вон как вышло. И не знал никто… Леночка, маленькая, ну не бойся ты так! Чего бояться-то? Ты не первая и не последняя… Вон, Светочка хотя бы, Светочка… И я в свое время, знаешь, милая…

– Нет! – Леночка дико, отчаянно рыдала, сползая по стене. Она все еще протягивала худые руки вперед, точно надеясь защититься от женщин, которые обступили ее. Тетя наклонилась, чтобы поднять ее с пола.

– Что здесь происходит?

Дверь распахнулась, и в комнату вошла Елена Алексеевна. Ее светлая куртка была распахнута, черные волосы беспорядочно лежали на меховом воротнике, как будто она всего несколько минут назад встала с кровати и сразу побежала в общежитие.

– Лен Лексевна! – обретя наконец дар речи, завопила Вика. – Нашу Леночку какие-то злобные тетки осадили! Звоните в полицию скорее! Да что же это такое дела…

– Спокойно, Ермоленко, – оборвала Вику директриса. – Что здесь происходит? – обратилась она к женщинам.

– Известно что. – Бабушка повернулась лицом к Елене Алексеевне, и та изумленно вскинула брови, узнав гостью. – Будто сама не понимаешь, Лен Лексевна.

Леночка тихо всхлипывала в своем углу, закрывая руками лицо.

Директриса неверящим взглядом смотрела на бабушку.

– Но ведь это у нас не принято, – сказала она наконец, крутя в руках телефон. – Обычно…

– Больше некого, – перебила ее толстая женщина, нагибаясь и поправляя задравшийся в схватке с Леночкой подол. – Было четверо, а осталась одна. Ну и ничего страшного, сама же знаешь. Нечего тут рыдать, одна только польза будет ей. Жить будет проще.

Елена Алексеевна прикрыла глаза. Катя с изумлением наблюдала, как меняется лицо ее любимой преподавательницы: от возмущения и негодования через растерянность – в глубокую печаль.

– Ну что ж, Лена… – тихо произнесла она, не открывая глаз. – Тут ничего не поделаешь. Ты же знала, что это может случиться. А теперь послушай меня. Это на самом деле не так уж и страшно. – Она присела на корточки перед сжавшейся в углу Леночкой и погладила ее по голове. – Завтра ты проснешься, и все покажется тебе сном. Через месяц ты и сама не вспомнишь, почему так боялась. Это даже проще, чем зуб вылечить. Все будет хорошо, поверь мне. Я знаю.

Леночка издала длинный, вибрирующий всхлип и как-то обмякла всем телом. Руки опустились, взгляд бессмысленно блуждал по комнате. Катя вдруг поняла, что ее и саму трясет, а пижама вся мокрая от пота.

– Ну вот и хорошо, вот и молодец, – снова заворковала тетя, за подмышки поднимая Леночку из угла. Та не помогала, но и не сопротивлялась больше. – Наталь Степанна, ты одежку нашла?

– Вот вроде, на полочке. – Бабушка вытащила из шкафа Леночкины джинсы и свитер с оленями, в которых она вчера ездила с Катей и Викой в магазин.

– А футболку? Носки?

– Да зачем? Надо это все, Марусь?

– Да может, и не надо. – Тетя усадила безвольную Леночку на кровать и начала натягивать на нее джинсы. – Давай ножку, теперь вторую, вот молодец! Сейчас в куртеху ее засунем и быстренько до машины добежим, а там прямо к дому доставим… Суй ручку в рукав, Леночек! Во-о-от, хорошо-о-о!

Елена Алексеевна молча стояла у шкафа, глядя на суетящихся возле Леночки женщин. Кате казалось, что ее мысли блуждают где-то далеко.

– Подай нам ее сапожки, Лен Лексевна! – скомандовала старушка. – Ты, поди, знаешь, где обувка?

Директриса встрепенулась и недоуменно посмотрела на нее. Но тетя уже закончила одевать Леночку и сама протиснулась мимо нее в прихожую.

– Вот, кажется. У нее ножка маленькая… Ленок, твои?

Не дождавшись от Леночки ответа, она показала сапоги Вике. Та, моргая, кивнула.

– Вот и хорошо, вот и славненько, – подытожила бабушка, снимая с вешалки выцветшую розовую куртку. – Поднимай ее, Марусь. Пойдем, пойдем, моя хорошая… Пойдем в машинку, там чаек, бутербродики, плед с подушечкой, поспишь в дороге…

Когда Леночка снова оказалась в поле Катиного зрения, она двигалась словно сомнамбула, медленно и плавно. Тетя вела ее к двери, поддерживая за плечи. У порога Леночка неожиданно обернулась и посмотрела в комнату. Катя неожиданно поймала ее взгляд и похолодела. Такие безучастные глаза приговоренного к смерти человека она однажды видела в документальном фильме про Вторую мировую войну, который им показывали на уроке истории в десятом классе. Внутри у Кати поднялась волна протеста.

– Елена Алексеевна, – громко сказала она, – а можно узнать, что…

– Нет, нельзя, – четко ответила директриса, не глядя на Катю. – Это семейное дело.

– Она сказала, что они ей не родственники, – подала голос напуганная Вика. – Эти…

– Ермоленко, я все сказала.