Черная изба

– Кать, нет, ну ты представляешь, Кать? А он мне так и говорит! Я тебе, говорит, не осел, нечего мне тут перед носом морковку вешать. Ну, то есть он не говорит «нечего», Кать, он матерится! Через слово, Кать, матерится! Сам, говорит, все себе куплю, что захочу. И купил! Приволок домой компьютер, новый совершенно, все в фирменных коробках… Да не приволок, Кать, он доставку заказал! Представляешь? Пришел мужик из магазина, все ему установил, по имени-отчеству называл… «Максим Иванович» – можешь себе представить? Он теперь ночами играет, в школу то опоздает, то вообще не пойдет и ходит все время с красными глазами от этого компьютера. Оценки у него – с двойки на тройку, Кать, в десятый не возьмут. Теперь ему только в колледж поступать! Я ему говорю: Максюш, ты колледж-то выбрал себе? А он говорит: не нужен мне твой колледж, еще так передразнивает меня – «коох-леж», – не нужен мне он, я себе на жизнь и так заработаю, а если будешь нормально себя вести – и с тобой поделюсь! Это он мне, матери своей, говорит, представляешь? Катя, откуда у него деньги? Мне не говорит, может быть, хоть тебе скажет? Катька, я бою-у-усь! Я ночами не сплю-у-у! Катьк, вот все время жду, когда нас ограбят, или убьют, или… Ой, дочура, да за что же нам такое горе, ну ты подума-ай!..

Не о таких каникулах она мечтала, трясясь в переполненном сидячем вагоне поезда на Барнаул. С тех пор как она сошла на перрон, мама говорила только о Максиме. Конечно, когда его не было дома – то есть почти постоянно. Новый год он с ними не отмечал. Мама без остановки звонила ему, плакала, ругалась, угрожала вызвать полицию, но Макс, похоже, уже понял, что это пустые слова, и просто вешал трубку. На Рождество он наконец появился – принес им обеим в подарок одинаковые золотые серьги. Мама дрожащими руками взяла коробочку, пробормотала: «Спасибо, сынок» – и убежала в туалет заливаться слезами. Макс проводил ее каким-то новым, смущенно-презрительным, взглядом, а потом спросил у сестры:

– Что, так и ревет?

– Ревет, – ответила Катя. – Макс, откуда у тебя деньги?

Брат выматерился. Катя скривилась.

– Материться ты научился, это я поняла. Деньги откуда?

Макс молчал, глядя в пол и сжимая кулаки.

– Макс, мы хотим знать. Если это что-то незаконное, то…

– Да пошла ты! – яростно взвизгнул он, и Катя испуганно отшатнулась. – Почему нельзя просто порадоваться, а? Какого черта ты мне тут устраиваешь допросы? Я тебе, сука, подарок принес! Для вас, сука, стараюсь!

– Я тебе не сука. – Катя с отвращением бросила на стол блестящий подарочный пакетик. – Сдай в магазин, будет тебе на сигареты.

Макс схватил серьги и, подскочив к окну, швырнул их в форточку.

– Пошла ты! Пошла!!! Ты!!! – Он вцепился в подоконник скрюченными пальцами и глубоко, с присвистом задышал. Спина ходила ходуном.

Кате было страшно. Еще год назад они с братом вместе гуляли по магазинам, выбирая маме подарок на сэкономленные карманные. Теперь все это казалось далеким и нереальным, как кадры из детского фильма. Наверное, нужно было еще что-то сказать, но слова не шли на ум. Катя еще немного постояла молча и ушла на кухню наливать чай. Скорее бы каникулы закончились – чтобы можно было вернуться в общежитие, к девчонкам. Она услышала, как Макс вышел из комнаты и снова стал обуваться.

– Сынок, подожди! – Мать выскочила из ванной. Господи, да сколько ж можно! – Подожди, ведь сегодня такой праздник, семейный праздник, Максюша…

Из прихожей донеслись звуки борьбы, мама ахнула и взвизгнула, заскрежетал замок, потом хлопнула железная дверь. На лестнице послышался топот.

Катя встала со стула и подошла к матери. Та сидела на табуретке под вешалкой и растирала запястье.

– Вывернул, Кать, – с каким-то полудетским удивлением сказала она, глядя на руку. – Вон какой большой стал… Эх, Катька, был бы у нас отец…

Это ей, маме, самой нужен отец, вдруг поняла Катя. От этой мысли стало неуютно и тоскливо, будто в открытую форточку ворвался ветер и выстудил всю их маленькую квартирку, пахнущую разогретым супом и ладаном, который мама в последнее время полюбила зажигать перед недавно купленной в церковном киоске иконой «Всех скорбящих Радость». Катя вздохнула и осторожно подняла маму на ноги.

– Пойдем, мам, я там свежий чай заварила…

Мама послушно встала и пошла с ней на кухню. Катя усадила ее, все еще разминающую запястье, за крохотный стол у окна, сняла с полки мамину любимую кружку и достала из холодильника тарелочку с нарезанным лимоном. Никогда еще она не чувствовала себя такой взрослой, и это ощущение ей совсем не нравилось.