Ой, Кать, не трави душу! Тут целая комедия с этой нашей страдалицей. Живая она, на пары ходит. Уже зачеты получила по всем предметам. Я тебе такое расскажу, когда приедешь!
Да ну, писать долго. Лучше приезжай! Я схожу с утра к Е. А., она, может, тебя от Крысы спасет, если опоздаешь. Мы уже спать ложимся, прикинь. Е. А. потребовала обеспечить этой актрисе «здоровый сон» – то есть у нас теперь в девять отбой. Ждем тебя завтра!!!
Катя отложила телефон и с силой потерла лоб. Что за комедия? И как Леночка ухитрилась за неделю сдать все зачеты? А как же Крыса?
– Катюш! – позвала мама из комнаты. – Иди ложиться, вставать завтра рано!
Катя прошла мимо сидящего за компьютером Макса. На круглой курчавой башке огромные наушники, на экране какой-то желтый танк выезжает из кустов. Макс громко матерился и тыкал в мышку, заглушая мамины молитвы.
В комнате Катя прикрыла за собой дверь: мат, щелчки и скрип компьютерного кресла стали глуше. Села на расстеленную кровать и накрыла замерзшие ноги одеялом. Мать, не отрываясь от чтения молитвенника, дотянулась до двери и снова распахнула ее. Катю передернуло. Неужели мама и правда считает, что это убережет брата от неприятностей? Все равно он ничего не слышит за этим треском и пальбой в наушниках, а если и услышит, то не обрадуется. Начнется новый скандал. С хлопаньем дверьми, рыданиями, оскорблениями… Хоть бы эта ночь прошла спокойно, а завтра она уедет в Новосибирск и до середины лета не вернется.
– Опаздываете, Чернова?
– Игорь Николаевич, извините, я…
– Ладно, ладно, проходите. Елена Алексеевна предупредила, что вы задержитесь. – С самого начала было ясно, что препод по анатомии не сердится. Игорь Николаевич вообще редко сердился всерьез. – Как вы? Нормально там у вас все прошло?
Катя кивнула, убирая от лица растрепанные волосы. До трамвая бегом, до автобуса бегом, от автобуса до колледжа тоже бегом. Хоть бы Вика не забыла взять ее сумку, как обещала.
Она оглядела класс и обнаружила, что ее обычное место рядом с Викой занято: теперь там сидела Надя. Значит, ей садиться к Леночке? Или на задние ряды, где свободно? Оттуда не видно доску, да и Леночка, наверное, обидится.
Когда Катя проходила мимо, Вика, чуть покраснев, подала ей сумку.
– Мы думали, ты на анатомию не успеешь, – шепотом извинилась она.
– Да ничего страшного. – Катя села с Леночкой и достала из сумки учебник и тетрадь. – Потом поболтаем!
Всю пару Катя украдкой косилась на соседку. Леночка выглядела обычно, может, чуть более бледная. Одежду она сменила: из-под халата торчали воротник и манжеты темно-синей водолазки. Волосы вымыты и расчесаны, лицо спокойное. На Катю она не смотрела, только кивком поздоровалась, когда та села рядом.
После анатомии все повалили в столовую. Катя присоединилась к Наде и Вике, которые ждали ее, отойдя в сторонку.
– Ну, слушай, Кать, – тихо заговорила Вика, убедившись, что они достаточно оторвались от остальных, – это просто капец какой-то! Значит, когда ты уехала, Лен Лексевна еще раз зашла ко мне. Пригрозила отчислением, если кому-нибудь расскажу, прикинь? Но это уже бесполезно было, слухи-то поползли. Два пацана из тридцать второй группы дежурили на коровнике, когда Леночку притащили в клинику. Отрабатывали долги, а Лен Лексевна не знала, что там кто-то будет в это время. Короче, они все увидели, и уже во вторник весь колледж был в курсе, что Хорошилова отравилась. Леночка в субботу и воскресенье в общаге не ночевала, в понедельник ее на парах не было, в клинике тоже. Я уж подумала, ее все-таки в больницу отвезли, но во вторник после занятий Лен Лексевна ее привела в комнату. Ты расскажи, Надь, я же в магазине была.
– А что рассказывать? – пожала плечами Надя. – Ну, привела ее… Бледную как смерть, но на своих ногах. Помытую, переодетую – и то ладно. Усадила на кровать, велела мне, чтобы я ей чаю налила. Не нравится мне такое вообще-то, я сюда приехала не служанкой работать. Ну, налила. Пока я с чайником возилась, она о чем-то шепталась с Леночкой, потом вышла и меня позвала. Сказала следить за ней, заботиться, если что – сразу ей звонить, ну, Елене Алексеевне то бишь. Мне что, своих детей мало?
Катя с удивлением заметила, что обычно спокойная Надя рассержена. Ноздри раздуваются, губы сжались в линию, даже очки сползли на кончик носа. Она яростно придавила их пальцем к переносице и продолжила:
– Вечером Алексеевна опять пришла. Меня выгнала из комнаты. Кать, ты можешь себе вообразить? Сказала, чтобы я погуляла, а ей надо с Хорошиловой поговорить. Уселась к ней на кровать… Ну, я что могу сделать? Взяла английский, ушла на кухню.