Мишка обескураженно глядел на нее, сунув руки в карманы. Во время Викиной пламенной речи к скамейке подошли еще ребята из группы: Димка Истомин, Таня Комаровская, Валька Останний. Все они внимательно слушали. Мишка наконец опомнился.
– Да ну, – севшим голосом сказал он. Прокашлялся и повторил: – Да ну! Ну не может быть такого!
– Еще как может, – зло усмехнулась Вика. – Это мне Лен Лексевна рассказывать запретила, вот я и молчала до сегодняшнего дня. Она мне отчислением угрожала. Только я не боюсь! Я против несправедливости! Если Хорошиловой все зачеты за просто так достаются, пусть и остальным так же ставят!
Нестройный гул голосов поддержал последнюю Викину реплику.
– Или пусть ее отчисляют – и тогда все будет по-честному, – распалялась Вика. – Пусть берет академ и заново сдает все сессии. Нас с вами даже на работу никуда не возьмут! Вот увидите! Потому что по такому ветеринару, как Хорошилова, весь наш курс судить будут!
– Я не буду ветеринаром.
Вика замолчала и обернулась. Из клиники вышла Леночка. Прижимая к груди сумку, будто защищаясь от собравшихся, она повторила тонким дрожащим голосом:
– Я не буду ветеринаром. Я забрала документы.
Все уставились на Леночку. Вика, как рыба на суше, открывала и закрывала рот.
Леночка, помолчав, добавила:
– Завтра я съеду из общежития и зачеты уже не буду сдавать. Я поступаю в другое место.
– Куда? – внезапно спросила Катя, и все посмотрели на нее.
– В Новосибирское государственное художественное училище, – тщательно, чуть ли не по слогам выговорила Леночка. – Я буду учиться на художницу, как и хотела! А эту зачетку я оставила здесь, в деканате. Она мне больше не нужна!
Кате почудился в глазах Леночки какой-то нездоровый огонек, как будто она не радовалась, а, наоборот, была в отчаянии. Но это ее фантазии, конечно, – из-за чего же здесь отчаиваться? Сбывается мечта! Наверное, когда сбывается такая большая, всеобъемлющая мечта, человек становится немного похож на сумасшедшего…
– Поздравляю, Лен! – сориентировалась тем временем Надя. – Это же отлично! Сама видишь, ветеринария – не твое.
– Я всегда это знала. – Леночка прикрыла глаза и прислонилась к стенке, будто речь давалась ей с большим трудом. – А теперь и остальные наконец поняли. Община согласилась оплатить мне обучение в НГХУ. Больше я вас не буду беспокоить.
– Да ты что, какое беспокойство! – Вике, похоже, было безумно стыдно за свое выступление, и она пыталась загладить резкие слова примирительной болтовней. – Это же круто, что ты будешь учиться там, где всегда хотела. А как тебе удалось их переубедить? Ты же говорила, художник им не нужен, нужен ветеринар…
– Да какой из меня ветеринар, – вяло улыбнулась Леночка. Ей явно стало легче общаться, как только она решила уйти из колледжа. – Сразу было понятно, что я не справлюсь.
– Может, тогда устроим проводы? – внезапно предложила Вика. – Ну, веселые такие! Ты же по собственной воле отчисляешься, никто тебя не выгнал, поступаешь туда, куда и хотела и где тебя уже ждут… Тортик, шарики?
– Я не возражаю, – пробормотала Леночка сконфуженно. – Если хотите…
– Тогда вперед, за тортиком! – воскликнула Вика. – Давайте скинемся! Миш, сгоняешь на велике? Только не урони!
Шариков с гелием в поселковом магазине не оказалось, так что в ход пошла все та же новогодняя гирлянда. Ее повесили на дверной проем, окна открыли настежь, и в кухне запахло сиренью. По сравнению с обычными запахами – «Фэйри» и подгоревшего масла – это было вполне себе празднично. В кухню набилась почти вся группа, стало тесно. Резали тортик, кто-то принес из комнаты еще один чайник – включали по очереди, чтобы не выбило пробки. Баба Таня пыталась ворчать, но ее никто не слушал, и она в итоге махнула рукой на разгулявшуюся молодежь.
Про виновницу торжества тоже быстро забыли. Катя с подоконника видела, что Леночка сидит, съежившись, в самом темном углу и вяло ковыряет кусок торта. Сначала ей задавали какие-то вопросы, на которые она еле слышно отвечала, но потом общий разговор ушел в сторону. Начали обсуждать новые фильмы, которые Катя не смотрела (ага! деградация!), каких-то блогеров с «Ютуба», стендап…
Стульев не хватало, их тащили из комнат, но все равно в маленькой кухне приходилось моститься кто как может. Рядом с Катей на подоконник плюхнулся Дима Истомин. Он бегал в комнату за гитарой, а когда вернулся, его стул уже кто-то занял.
Откинув со лба отросшую челку, он подмигнул Кате:
– Ну что, Катюх, споешь?
Катю передернуло. Спасибо, без вина она позориться не согласна – да и с вином больше не будет. Она вежливо улыбнулась:
– Давай лучше ты.
– «Мурку» сбацай! – выкрикнул кто-то из парней, и все засмеялись.
– Цоя давай!
– Не, Димон, давай че поактуальнее…
Катя тихонько сползла с подоконника и пошла мыть чашку. У входа, возле одной из двух «общественных» электрических плит, все так же горбилась на стуле Леночка. Вряд ли ей так уж нравится шумная компания – скорее, неудобно уйти с вечеринки в свою честь.
Катя наклонилась к ней:
– Лен, ты себя нехорошо чувствуешь? Может, пойдем в комнату?