Черная книга

«Известный журналист Дж. С., ведущий рубрику в газете „Миллиет“, в пятницу вечером, в семь часов, с сестрой Р. вышел из своего дома в Нишанташи и отправился в кинотеатр „Крнак“. Фильм „Возвращение домой“ закончился в двадцать минут десятого. Журналист и его сестра, состоящая в браке с молодым адвокатом (здесь Галип впервые в жизни, пусть в скобках, увидел свое имя в газете), вышли со всеми зрителями из кинотеатра. Снег, десять дней засыпавший Стамбул, прекратился, но было холодно. Пройдя по проспекту Валиконагы, они вышли на проспект Эмляк, а оттуда на проспект Тешви-кие. Смерть настигла их в девять тридцать пять, когда они находились как раз перед полицейским участком. Убийца, использовавший старый пистолет „кырыккале“ — он еще хранится у отставных военных, — по всей вероятности, целился в журналиста, но попал в обоих. Видимо, пистолет заело, потому что было выпущено только пять пуль, из которых три попали в журналиста, одна — в его сестру и одна — в стену мечети Тешвикие. Поскольку одна из пуль попала журналисту в сердце, он скончался на месте. Другая пуля попала в ручку в левом кармане пиджака журналиста (все газеты взволнованно писали об этом символическом совпадении), поэтому белая рубашка писателя больше была залита зелеными чернилами, чем кровью. Что касается сестры, то, тяжело раненная в левое легкое, она вошла в лавку, которая находилась к месту происшествия так же близко, как и полицейский участок». Автор репортажа, как детектив, снова и снова просматривающий пленку важного события, красочно описывал, как сестра, с трудом передвигаясь, подошла к известной в округе лавке Алааддина, но Алааддин, находившийся на улице, ее не заметил. Сестра с трудом входит в лавку и падает среди кукол. Потом пленка стала перематываться быстрее, и все становилось непонятным и нелогичным: лавочник, снимавший журналы с ветвей каштана перед лавкой, испугался услышанных выстрелов и, поскольку не видел, что кто-то вошел внутрь, опустил ставни и побежал домой.

Несмотря на то что в лавке до утра горел свет, ни полицейские, обследовавшие окрестности, ни кто-то другой не обнаружили умирающую внутри нее молодую женщину. Странно, что дежурный полицейский, стоявший на посту на противоположном тротуаре, не заметил второго раненого человека.

Убийца скрылся в неизвестном направлении. Утром один гражданин сообщил, что он незадолго до происшествия купил в лавке Алааддина лотерейный билет, а после этого недалеко от места происшествия видел устрашающего вида тень в странной одежде и пелерине, как в исторических фильмах (он сказал: «будто султан Фатих Мехмед»), и еще до того, как прочитал о случившемся, рассказал об этом жене и ее сестре. Завершал молодой журналист статью пожеланием, чтобы молодые женщины не становились жертвами всеобщего равнодушия.

Солнечным утром в начале февраля отец сообщил Галипу, что пришел ответ из Кадастрового управления на запрос дяди Мелиха по поводу наследства, и выяснилось, что у Джеляля была еще одна квартира на окраине Нишанташи.

Квартира, куда дядя Мелих с Галипом отправились, прихватив с собой слесаря, находилась на верхнем этаже трехэтажного дома с почерневшими от копоти и дыма стенами, с облупившейся местами краской, напоминавшими кожу неизлечимо больного человека; попадая на такие узкие разбитые улицы, Галип всегда думал: почему богатые селились когда-то в столь бедных местах или почему людей, живущих в таких бедных местах, некогда называли богатыми? Слесарь легко открыл нехитрый замок двери, на которой не было никакой таблички, и удалился.

В квартире было две маленькие спальни, в каждой стояло по кровати. Их разделяла небольшая гостиная, освещенная солнцем через окно, выходившее на улицу. По обеим сторонам большого стола, находившегося посередине гостиной, стояли кресла. На столе лежали кучи газетных вырезок, рассказывающих о совершенных в последнее время убийствах, фотографии, кино— и спортивные журналы, новые издания знакомых Галину с детства романов-комиксов, вреде «Техас» и «Томмикс», детективные романы, груды всяких бумаг и газет. Скорлупки от фисташек, доверху наполнявшие большую медную пепельницу, не оставляли у Галипа ни малейших сомнений, что за этим столом сидела Рюйя.