ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

Целительница Халинн, женщина лет пятидесяти, казалась намного моложе – впрочем, таковы были все люди этой земли. Она вглядывалась в лицо спящей, словно слушала ее тайные сны, неведомые самой больной.

– Ее тело почти совсем исцелилось, – сказала, наконец, Халинн, но сказано это было с такой печалью, что ее юноша-ученик вздрогнул.

– Совсем седая… А ведь, наверно, не намного старше тебя. Таков Большой Мир. Ты ведь знаешь – я всегда была против того, чтобы Странники уходили из нашей земли, но, видимо, я просто неспособна это понять.

Юноша опустил голову.

– Скоро она проснется. Надеюсь, ее окрепшее тело сумеет поддержать душу в нелегкой борьбе с безумием и ядом прошлого. Тяжела ее ноша…

– Может, будет лучше, если она забудет? – прошептал юноша.

– Нельзя лишать ее памяти, не спросив ее. Захочет ли она стать другим человеком? Ведь ты бы не хотел этого? – женщина прямо посмотрела в глаза ученику.

Юноша поспешно отвел взгляд. Женщина улыбнулась:

– Останься здесь. Ей нужна будет твоя помощь. Когда проснется, дай ей теплого вина со снадобьями и горячего мясного отвара. Затем…

Юноша согласно кивал, почти не слушая. Он все давно знал, тысячи раз думал о том, как она проснется и что он должен будет сделать…

Женщина ушла, оставив его одного со спящей. Он неспешно подошел к столу, где давно, с самого первого дня, лежала маленькая застежка для плаща – листок из голубовато-зеленого камня. Как она сумела его сохранить… Он стоял, молча вглядываясь в это лицо, ставшее ему таким дорогим. Что за ним? Какой она проснется? Будет ли она похожа на ту, что он придумал себе?

«Сейчас, пока ты еще моя, если я смею думать так, я хочу хоть что-то оставить себе на память… Прости меня».

Он склонился над спящей и поцеловал ее в губы.

«…И, проснувшись в зачарованной пещере от колдовского сна, увидела она того, кто разбудил ее, и полюбила его…» Так говорят людские сказки.

Снов больше не было. Была вернувшаяся память. И была неуходящая боль – как будто раскаленный уголь в сердце… Внешне она было совсем здоровой – только вот волосы седые. Вместе с прочими женщинами занималась обычными делами, заполнявшими повседневность. Хотя она уже не могла зваться Солнечным Лучиком, но как же светло было в доме целительницы Халинн, где жила теперь молодая гостья…

Все было бы хорошо, если бы не постоянное ощущение надвигающейся беды. Это понимали все – особенно когда она пела. А пела она теперь все чаще, словно боялась, что не успеет передать все, что знает. Она говорила теперь обо всем, что помнила – просто рассказывала о своей жизни, обо всех, кого знала и любила – тысячи раз, с мельчайшими подробностями… Об Ульве, его великой любви и великом горе, об Этарке – отец часто вспоминал его, о Торке и Борре, что воспитывали ее вместе с доброй и печальной Ахэтт, об Учителе, об Ахтэнэ, о Гортхауэре – все, что помнила, даже незначительные мелочи, все, что слышала от других. И пела, пела… Улльтайр не мог забыть, как однажды она сказала ему:

– О нас говорили, что мы лишь оболочки, вместилища воли и злобы Врага, и, когда он уйдет, мы перестанем быть… В этом есть доля истины. Было что-то, связывавшее нас всех, и теперь без этого тяжело жить. Будто рана в душе, и жизнь вытекает по капле. Я борюсь, я хочу остаться – но силы покидают меня. Даже тебе, лекарь мой, возлюбленный мой, не закрыть этой раны… Не оставляй меня. Хотя бы пока я еще жива…

Он еще хотел спросить тогда – куда же ушел Учитель, что сталось с ним… Так и не спросил. А она никогда не говорила об этом.

…Год склонялся к закату, когда Айрэнэ – теперь ее называли Аэрнэ – слегла, чтобы уже не подняться. Улльтайр почти не отходил от нее. В Земле-у-Моря не умирают в одиночестве. Рядом с ней были ее друзья – те, кто успел полюбить ее; да и можно ли было не полюбить Айрэ? Иногда ей становилось лучше, и она снова пела. Особенно часто это бывало на закате, когда медно-красное солнце медленно опускалось в море. Потом, когда она уже не могла петь, другие пели для нее, говорили о хорошем, будто впереди была не смерть, а долгие счастливые годы…

Так она и ушла – осенним вечером, когда в окно смотрела Звезда. Голова ее лежала на коленях Улльтайра, тихо пела флейта, тихо пели девушки… И не сразу заметили они, когда дыхание покинуло Айрэ.

Так песни Аст Ахэ остались в этой земле, как и все, что рассказывала Айрэнэ. Летописи сохранили ее рассказ в хроники, и Странники, уходя в Большой Мир, несли с собою уже утраченную там память.

«Тяжела земля, она давит на грудь… Не в земле ты будешь лежать, а огонь так жжет… Говорят, там, далеко за морем, есть дорога к звездам, к нашей Звезде… На закате ладья унесет нас в море, на закате волны поднимут нас в небо…»

…Тринадцать лет… У Хурина и Ахтэнэ – теперь ее называли Морвен, – было двое сыновей: старший, с зеленовато-карими глазами, был похож на мать, младший внешностью пошел в отца.

Тринадцать лет.