ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

Что-то произошло с ней в последний год. Нет, она не была больна: в ней просто появилась какая-то усталая задумчивость, тоска, что ли… Она почти не выходила из дома: сидела у окна со своим вышиванием, и часто, неслышно войдя в комнату, Хурин замечал, что она неподвижно застыла с иглой в руке, а глаза ее, не мигая, смотрят в пустоту – словно видят что-то, невидимое ему.

Она почти ничего не ела – пожимала плечами и говорила с виноватой полуулыбкой: не хочется. Она почти не спала – лежала без сна, глядя в темноту широко распахнутыми глазами.

Он все пытался что-то сделать для нее, не в силах спокойно смотреть, как уходит по капле ее душа: она только улыбалась с виноватой нежностью: видишь, какая я…

Какая?

Слабая… Как страшно горит эта звезда…

Любовь моя, девочка моя милая, желанная моя, что с тобой?

Не знаю… Мне так горько и так легко, что кажется – у меня растут крылья, и скоро я улечу отсюда…

Она больше не вставала. Тело ее стало легким, лицо и руки – почти прозрачными, и он иногда ловил себя на том, что не может выдержать ее взгляд.

Единственная моя, родная моя, что мне делать, что?..

Ничего… Все хорошо, милый…

Она не плакала – улыбалась, но слезы медленно текли по ее лицу, а у нее уже не было сил, поднять руку, чтобы стереть их.

Вышивку вот не закончила… жалко, была бы красивая… Белые ирисы – как дома…

Ну, что ты, ну, успокойся…

Мне спокойно… Не тревожься, милый, не надо…

…В этот вечер он так же сидел рядом и рассказывал – даже не очень понимая, что. Говорить все, что угодно – только бы не это молчание.

– Я хочу взглянуть на свадебный убор.

Он обрадовался – тому, что она заговорила, что хотя бы чего-то пожелала, и бросился исполнять просьбу, как повеление.

И, вернувшись, натолкнулся на странный взгляд неожиданно зеленых – трава подо льдом – глаз.

– Ты… пришел?

Он хотел ответить – да, но слово застряло в горле.

– Ты вернулся… Я верила, я ждала… Зачем ты заставил меня уйти? Неужели ты думал, что можно заставить забыть? Что я забуду?

Она снова улыбалась – печально, еле заметно.

– Пожалуйста… не уходи сейчас. Уже недолго.

Он поспешно сел.

– Дай мне руку… нет, не надо: тебе будет больно. Так я и не сумела…

Он не понимал, что происходит. Надо было, наверно, сказать что-то, чтобы разбить наваждение, но он не находил слов.

Она приподняла руку – тень жеста:

– У тебя звезды в волосах, смотри… а волосы – как снег…

Он начал осознавать. И лицо – лицо ее – нет, не ее, другое, юное, незнакомое – почти как тогда, у спящей…

– Мне почему-то кажется – я тоже стала крылатой… Распахну крылья – и поднимусь в небо… Мне всегда хотелось – самой… и буду лететь… лететь…

Голос угасал.

– А сейчас так хочется спать… Ты только не уходи – ведь правда, ты не уйдешь?..

Опустила ресницы.

– Только я больше не засну, как тогда… Я больше не забуду… Пожалей меня, я не смогу больше… Не уходи… – уже засыпая. – Я вернусь…

Дыхание ее было таким легким, что не поколебало бы, наверно, даже пламя свечи. Оно становилось все тише и тише – и угасло…

КОРОЛЕВА ИРИСОВ. 512 ГОД ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ – 32 ГОД II ЭПОХИ

…Когда-то давно – так давно, что она сама уже забыла об этом – ей казалось, что она все время сравнивает Его лицо с другим, похороненным в глубинах памяти. Но эти черты были мягче; эти глаза излучали покой; эти волосы ниспадали на плечи волной золотого света; этот голос струился нежной убаюкивающей музыкой… И руки – о, эти прекрасные, утонченно-нежные руки, по сравнению с которыми даже ее собственные иногда казались жесткими и загрубевшими, и счастье, от которого почти останавливается сердце – когда Он позволяет ей коснуться их, ощутить губами благоуханное тепло кожи и холодок драгоценных перстней – стократ более драгоценных, почти священных реликвий, ибо эти перстни украшают – Его руки…

«Учитель. Возлюбленный Господин и Учитель мой…»

Сколько она помнила себя – с той поры, когда очнулась от бесконечного колдовского сна – всегда была рядом с Ним, и первым, что увидела, было – Его лицо, окруженное мягким золотым сиянием, прекрасное, мудрое и кроткое лицо… И Он всегда был неизменно нежен и ласков с ней, одну среди всех называл ее – своей ученицей, и не существовало для нее никого, кроме Него – единственного, боготворимого…

"Прекрасны Ванъяр – но и лица дев их не сравнятся нежностью и чистотою красок с лицом Его; и прекрасен возлюбленный мой, бел и румян, лучше десяти тысяч других.

Голова Его – чистое золото; кудри Его волнистые, золотые, как свет Древа Лаурэлин;

Глаза Его – как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве;

Щеки Его – цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы Его – алые розы, источают текучую мирру…

Прекрасен Ты, возлюбленный мой, и пятна нет на Тебе…

И певцы златокудрые, что сидят у подножия трона Твоего, устыдятся грубых голосов своих и умолкнут, едва заговоришь Ты…

О, если бы Ты был брат мне, тогда я, встретив Тебя, целовала бы Тебя, и меня не осуждали бы;

Повела бы я Тебя, привела бы Тебя в дом матери моей. Ты учил бы меня, а я поила бы Тебя ароматным вином…