ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

Теперь разговоры с Мелькором сделались для Намо необходимостью, как, похоже, и для его узника. И после каждой беседы Намо замечал, что его видение мира меняется. Не из-за Мелькора, нет, Намо начинал познавать бытие сам, и лишь подтверждения искал у Черного Валы. Ему казалось, что он идет по узкой тропинке, и по обе стороны – пропасть. Он ступает медленно и осторожно, но – продвигается, и Мелькор протягивает ему руку, чтобы он не упал… Он научился принимать Великую Двойственность в целом и не отвергать ни одной из ее сторон, и, главное, он осознал суть Великого Равновесия Миров и видел его вечное движение и изменчивость – то, что давно превратилось в неизменность в Валиноре. Здесь Равновесие было принесено в жертву Великой Предопределенности. Он теперь по-другому смотрел на Валар, и их деяния; все яснее в душе его разгорался великий дар предвидения, и знал он теперь, что воистину он – Владыка Судеб, и что слово его может стать – свершением. Он понимал теперь, что замыслил Эру, и что пытался сделать Мелькор, и с болью смотрел на его скованные руки. Он теперь много писал, и Книга его становилась все больше.

Он часто говорил с Мелькором об Арде, об Эндорэ. И улыбка появлялась на губах Мелькора, когда он вспоминал о Смертных землях. Казалось, он видит то, о чем говорит.

– Там время идет. Там – жизнь. И каждый день – новый, не похожий на другой. Там даже звезды светят по-иному. Нет, не Эльфам там жить – они не знают цены жизни, они не понимают сладостную боль летящего времени… Те, кто будет там жить – Люди. Они придут. Они увидят Солнце, и никто не сумеет закрыть им глаза. Они будут жить, а не существовать. И будет им дано право выбирать и решать, судить и вершить…

– Мелькор, но если ты сумеешь сделать Людей такими, то ты куда сильнее Эру…

Мелькор резко поднял скованные руки и до предела натянул цепь. Лицо его стало непроницаемо-холодным.

– В этом Эру сильнее меня. Велико искусство Ауле – не вырваться, – тихо и обреченно добавил он, опуская голову.

И Намо стало настолько больно и стыдно, что он, повинуясь внезапному порыву, бережно взял эти скованные руки в свои могучие ладони и крепко сжал их.

– Прости меня, Мелькор. Прости, если можешь, – глухо сказал он и вышел из каземата. И не видел потрясенного взгляда Мелькора; ибо жалость – оружие, способное сокрушить и крепчайшую броню.

Когда он в следующий раз пришел к Мелькору, то увидел, что тот ждал его. Теперь оба они были нужны друг другу. Отныне они говорили на-равных. Намо считал Мелькора выше себя, и потому был счастлив и удивлен, когда Мелькор сказал ему, что у него руки творца. Намо недоуменно воззрился на свои руки.

– Да, ты способен создавать, Намо. Ты еще этого не осознаешь, но я вижу это. Ты сможешь. А Ауле… – он посмотрел на цепь и продолжил горько и тяжело. – Это – последнее его творение. Когда творец начинает ковать цепи, он становится палачом и уже ничего не сможет создать никогда. А в твоих руках – я это вижу – лежит великая способность создавать…

– А твои руки скованы… И даже имени ты лишен, Возлюбивший Арду.

– Как и ты, Владыка Судеб. Но для меня ты – Намо, а не Мандос, «Тюремщик».

Намо покачал головой.

– Нет. Именно тюремщик. И я виноват перед тобой.

– Не ты. Ты брат мне, Намо. И останешься им… – Мелькор внезапно умолк, и лицо его в этот миг было полно такой тоски и обреченности, что Намо вздрогнул.

– Даже здесь я вижу звезды, – почти шепотом сказал Мелькор, не обращаясь ни к кому, и неясное мучительно-тяжелое предчувствие возникло в глубине души Намо, и он понял, что Мелькор сейчас чувствует то же самое. Они в тот вечер больше не говорили – просто молчали, не глядя друг на друга…

Уходя, Намо чуть не сбил с ног притаившегося за дверью одного из своих Майяр. Тот прижался к стене и смотрел на взбешенного Намо с отчаянным страхом, и одновременно с вызовом. Намо схватил его за плечо и толкнул вперед.

– Иди!

Майя послушно пошел впереди. Наверху, в тронном зале, Намо, закрыв все двери, в гневе обрушился на своего ученика.

– Ты посмел! Ты следил за мной? Подслушивал? А, может, и доносил? – рычал он, тряся его за плечи. – Отвечай!

Майя отчаянно мотал головой.

– Нет, нет, Повелитель! Нет! Я слушал… я понимал… Учитель! – внезапно крикнул он, схватив руку Намо и прижав ее к груди. – Умоляю, позволь мне уйти с ним! Когда его отпустят на свободу… Учитель!

Намо с любопытством смотрел на него.

– Ты пока еще мой Майя, – неторопливо сказал он.

– Даже если не отпустишь – уйду сам. Как Артано, – упрямо сказал Майя.

Намо нахмурился. Майя невольно ставил его на одну доску с Ауле.

– А ты не думаешь, – сурово сказал он, – что я могу сейчас приказать заковать тебя в кандалы и отправить в подземелье за ослушание?

Майя резко отступил назад. Лицо его вспыхнуло, глаза сузились от гнева и презрения. Он протянул руки и глухо, сквозь зубы, бросил:

– Зови. Пусть закуют. Все равно уйду.

Намо невесело рассмеялся.

– Ты, кажется, путаешь меня с Ауле. Ладно. Я отпущу тебя.

– Учитель! – Майя упал на колени.

– А ну, встань! – рявкнул Намо. И, посмотрев на Майя, добавил тихо:

– Но все-таки ты вернешься ко мне.