Черная Книга Арды

— Нет. Черного Валу называют «властителем Огня и Льда»:Ортхэннэр — это Огонь. А Курумо — Сэйор Морхэллен — Лед. Ортхэннэр — сердце, Курумо — разум; как и Соото, он не успел найти свой Путь — «путь, которому еще нет имени». Но для того, чтобы найти себя, Курумо нужно было измениться — а он успел впитать неизменность Валинора; не неизменность даже — боязнь изменений, застывшее равновесие. Вы удивлялись тому, что в первый раз Мелькор так настороженно принял Ортхэннэра — а причина именно в этом: сын, с младенчества воспитывавшийся в другой семье, не принял ли ее законы ?Смогут ли они понять и принять друг друга ?

— Сын?..

— Не по крови, конечно. Слово значит очень многое:майя — орудие, фаэрни — дитя духа, тот, кто несет в себе частицу своего Создателя, но неизбежно станет иным, не похожим на своего отца. Ортхэннэр и Курумо, разные от начала, потому и созданы были словно бы в противоположность друг другу, потому и не хватало Курумо в Валиноре его брата: будучи вместе, они могли учиться друг у друга, творить себя сами… Потому они оба, Сердце и Разум, и были так нужны их Создателю…

ТВОРЕНИЕ: Оживший камень

от Пробуждения Эльфов год 477-й, начало осени

…Случилось так — пришел к Мелькору Айкъоро-Оружейник и, посмеиваясь — такая уж у него была манера говорить, — сказал:

— Учитель! Гортхауэр просил меня поговорить с тобой.

Это было любопытно. Обычно фаэрни всегда приходил сам. Непонятно, что могло помешать ему теперь.

— Ну, так говори. Я всегда рад слушать тебя и его.

Оружейник опять усмехнулся. Не слишком рослый, он был наделен огромной силой; постоянная работа в кузнице дала ему мощную широкую грудь и плечи, мускулистые руки, похожие на корни тысячелетнего дерева. Спокойный и основательный, один из немногих он носил бороду: говорил — «для внушительности», и, видно, эта внушительность помогала ему. Кто бы мог подумать, что он моложе многих, едва ли не ровесник Гэлрэну?..

— Так вот, Учитель, сам Гортхауэр не решился идти к тебе…

— Почему? — недоуменно поднял бровь Изначальный.

— Да побаивается, — усмехнулся Айкъоро.

— Но чего? Ведь я еще даже не знаю, в чем дело!

— Понимаешь ли, Учитель, это не вещи касается. Он сделал живое, - последнее слово Оружейник произнес по слогам, — и, похоже, сам не знает, что делать со своими тварями.

Оружейник опять усмехнулся:

— Право же, забавные чудища. Но, клянусь, не понимаю, чего хотел Гортхауэр!

— Так пусть идет сюда. Да вместе со своим творением. Кажется мне, натворил он что-то не то…

А Гортхауэр чувствовал себя страшно виноватым. С одной стороны, им руководили благие намерения: он хотел, чтобы тяжелый труд углежогов, работу в шахтах и на рудниках, а может, потом и на строительстве каменного жилья выполнял бы кто-нибудь покрепче Эллери. С другой стороны… он не поверил, конечно, тому, что сам создал крылатых коней. По крайней мере, не совсем поверил. Но привести в мир живое хотелось невероятно: вот ведь даже у Сотворенного Ороме получается — может, выйдет и у него, Гортхауэра? Новый замысел совершенно заворожил его… Спохватился он поздно — ведь, по сути дела, сотворенное это оказалось живым орудием, вроде кирки или молота. И вот тут ему стало страшно. От глаз Учителя все равно не укроешь, уничтожить — рука не поднимается, живые все-таки… Решил покаяться, пока не поздно.

…Тварь была здоровенная и несуразная. Можно было разгневаться, но можно было и рассмеяться. Мелькор предпочел второе. Да и как тут не рассмеяться — стоит посмотреть только на неуклюжую эту громадину, похожую на заросший лишайником булыжник!..

— Что ты сотворил? — веселился Мелькор. — Это что такое?