Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)

Лес был полон весеннего сумасшествия. Даже лужицы между моховыми кочками неожиданно вспыхивали на солнце, словно тот смех, что доносился с реки. Неужели купаются? Ведь вода еще холодна... Он пошел на смех. Здесь берег был самым высоким, и лес подходил вплотную. На камне под обрывом кто-то сидел. Он раздвинул ветви. Совершенная неподвижность. Бледно-золотые волосы. Конечно, это Оннэле Кьолла. Даже в такой яркий день. У нее бывали такие часы - ничего не замечая, она замирала, погруженная в непонятные мысли, и если удавалось ее вывести из этого состояния, она говорила: "Я слушала". А что слушала - она даже не могла объяснить. Однажды она почти весь день просидела так под холодным ветром и мокрым снегом - после того, как он пытался зримо изобразить вечность. Тогда ее привели домой Эленхел и Дэнэ, и пришлось срочно лечить ее - она жестоко простудилась. А сейчас ему, словно мальчишке, захотелось тихонько подкрасться и дернуть ее за волосы. Он беззвучно рассмеялся.

- Оннэле!

Девушка медленно обернулась. Она улыбалась, и на ее коленях он увидел венок.

- Ты опять задумалась? Даже сегодня?

- Мысли не выбирают часа, Учитель. Приходят, и все.

- Да брось ты их! Сейчас весна ведь. Ландыши в лесу! Кстати, вот и венок. Значит, кто-то подарил? Так ведь?

- Да, - девушка рассмеялась. - И знаешь кто? Гортхауэр.

- Да? - брови Мелькора поползли вверх.

- Учитель, ты ошибаешься. Я поняла, о чем ты подумал. Знаешь, просто у меня не было венка - некому подарить. Он и сказал, что сегодня - он мой рыцарь. Просто пожалел, видно.

- Неужели никто не подарил тебе венка? Ты же так красива...

- Наверное, не так уж и красива. Впрочем, меня трудно найти. Но, кстати, даже у Аллуа нет венка. Учитель, если бы она принимала все венки, то утонула бы в них! Эленхел тоже отвергает всех ухажеров.

- Почему?

- Я не читаю их мыслей. Думаю, она ждет только одного венка и подарит свой тоже только одному.

Мелькор помолчал.

- Ну что же, я рад за нее.

- А там, посмотри - видишь? Ну, смотри же!

Он тихонько посмотрел туда, словно боялся спугнуть. Моро и Ориен.

- Смотри, делают вид, что не знают друг друга, что им все равно! Знаешь, Учитель, сегодня хороший день. Несмотря ни на что.

- В чем дело? - он почти инстинктивно ощутил какую-то тревогу в ее словах.

- Я слушала, - она промолчала. Затем резко подняв ярко-зеленые глаза, спросила:

- Что такое смерть? Как это - умирать? Почему? Зачем? Это - не быть? Когда ничего нет? Значит, когда меня не было, это тоже было смертью? Или смерть - когда осознаешь, что это смерть, что ничего больше не будет?

- Девочка... В такой день...

- Хорошо. Не будем.

- Нет-нет. Я, знаешь ли, могу сказать только одно: это выбор. Он есть у тебя и сейчас, но ты - изначально есть ты. А когда ты сможешь выбрать... нет, трудно объяснить...

- Значит, смерть - это благо?

- Нет! Но и не надо бояться ее. Это - не конец. Но потеря всего, что так тебе дорого... Я не знаю. Я не умирал. Я же Вала... Словом, это право создать себя заново, прожить другую жизнь - но лишь прожив достойно эту, сделав выбор еще сейчас. Послушай, а может я тоже когда-то жил, только ничего не помню? Откуда я знаю все, что знаю? Откуда моя сила? Ох, девочка, ты умеешь спрашивать...

- Я не хотела, право же!

- Да нет, ты правильно поступила. Ладно, сегодня не тот день. А кому ты подаришь венок?

- Надо же сделать приятное Гортхауэру!

Девушка замолчала. Затем серьезно посмотрела в лицо Мелькору:

- А ты кому подаришь венок?

- Я... я не знаю... не думал!

Девушка улыбнулась - но как-то невесело.

- Я знаю, кто ждет твоего венка. Это не я, не думай.

- Кто тогда?

- Этого я не скажу. Прости.

Сейчас все в мире казалось ему новым, непривычным, неизведанным, все вызывало в нем радостное изумление. Прав был Учитель, назвав тот весенний день - днем его рождения. Он жадно впитывал в себя красоту мира, потому что знал уже, знал наверно - это последняя весна, и никогда не суждено ей повториться...

Учитель сказал - Арта предчувствует беду. Да, так... Никогда еще не были так обреченно-прекрасны цветы, так чисты и печальны птичьи голоса, никогда не поднимались так высоко голубоватые горькие травы. Или - это только кажется ему? Словно Арта прощается со своими детьми... Может просто взгляд изменился? Но только никогда прежде в дни весны не плакало звездами высокое ночное небо...

Гортхауэр бродил по лесу, когда вдруг - услышал. Он даже не сразу понял, что это: показалось - песнь Арты звучит в нем. И замер, не решаясь подойти ближе, словно боялся спугнуть трепетную чуткую птицу. Человек поет так, лишь когда он один, и нет дела до того, что подумают о его песне другие.

Постепенно он стал различать слова:

Прозрачно-зеленая льдинка - печаль, легкий

вздох белокрылой зимы

тебе не увидеть высоких вершин, не услышать

Северный Ветер, недолог твой век...

Надломленный стебель полыни, тебе не быть

вплетенным в венок,

родниковой водой серебристых лучей не омоет

тебя Луна;

ты останешься горечью памяти на губах...

И мне из цветов и звезд венка уже не сплести:

Горькие воды моря таят жемчужины скорби,

не дойти до светлых долин, где встречи

трава растет...