Черная книга русалки

Снова зашелестело, но уже не водой, а... дерево? Или нет, скорее так скрипит стекло, по которому проводят мокрым пальцем.

– Что за...

– Зачем тебе знать? – Шепот почти тонул в звуках, которые возникали один за другим, наполняя кабинет Антона Антоныча непривычными, не городскими шумами, отвлекали внимание, вытесняли привычную тишину. Пугали.

– Что знать?

– Все. Ты же хочешь знать все. А это опасно. Очень-очень опасно...

– Кто ты такой?

Скрежет металла по металлу. Вздох.

– Ты готов платить за знание? Все платят.

– Ты их убил?

– Нет. Ты... сегодня убивал ты.

Щелчок. Гудки и страх. Убивал? О чем речь? Неужели...

Сотовый Аэлиты не отвечал, а домашний, номер которого кривоватым почерком был накорябан на клочке бумаге, оказался неверным. По нему поднимали трубку и отвечали глухим, раздраженным голосом уставшего человека.

– Нет. Не проживает. Не проживала... я проживаю... отстаньте.

На заднем фоне кипела жизнь, что-то падало, звякало, урчало и журчало, взрываясь то смехом, то напротив, скатываясь в отчетливые всхлипы. И именно это обилие звуков не оставляло сомнения – квартира другая.

Справочная, замешкавшись, выдала все тот же, ошибочный номер, и голос, в котором с каждым звонком у Антона Антоныча прибавлялось злости, сорвался, наорал и бросил трубку, послав назойливого Шукшина куда подальше.

И что теперь? Где искать Аэлиту? Почему она солгала? А в обмане не оставалось сомнений, вот они, цифры, ею же написанные, жмущиеся друг к другу, с провалившейся под строку четверкой и вытянутой в струну восьмеркой. Или это девятка?

Гадать бесполезно, имелся еще один шанс, еще один человек, о котором Шукшину следовало подумать заранее.

Телефонный номер Константина Львовича, главного редактора провинциальной газеты «Путь в неизведанное», удалось набрать с третьего раза, предательски дрожали пальцы, чего за Антоном Антонычем отродясь не водилось, да и икота вдруг напала. И не соединяет... не отвечает... гудок за гудком, с каждым все более не по себе.

– Да? – наконец отозвался Грузданов.

– Шукшин Антон Антонович, – представился Шукшин, с превеликим облегчением вытирая пот со лба. – Константин Львович? Это вы?

– Да.

– У вас все в порядке?

– Все. В порядке. Все. Теперь точно все в порядке, – очень странно ответил Грузданов, последнее слово и вовсе утонуло во всхлипе, или же нет, в протяжном зевке, столь явном, что словно и не разделяли Шукшина и Константина Львовича метры проводов. Спит небось. Странно, рано еще, а он спит.

– Вы что, отдыхаете? – с раздражением спросил Антон Антоныч, старательно подыскивая предлог для звонка.

– Я? Ах да, да, отдыхаю... а что?

– Нет, ничего. Хотел убедиться, что у вас все в порядке... и телефон спросить.

– Чей? – Сонное отупение редактора настойчиво просачивалось сквозь трубку, заражая непривычным спокойствием.

– Аэлиты. Знаете такую? Помните?

– Знаю. Помню. Литу. Телефон? У нее нет телефона.

– Как нет? – Шукшин так и замер с открытым ртом: он очень хорошо помнил массивный аппарат, стоявший в спальне, и еще один в гостиной, и другой, более современный, в коридоре.

– Нет. Не работают. Все. Извините. – Константин Львович отключился. Вот же хам! Или не хам? Может, произошло что-то, о чем Антон Антоныч пока не знает? Что именно? Взяли в заложники? Но кому толстый, ленивый и трусоватый любитель тайных обществ нужен?

Бред. Вся эта история все больше и больше напоминает чей-то бредовый сон.

Ольга заблудилась. Как это вышло, она и сама толком не понимала, ведь шла же по дороге, такой знакомой, пропыленной, и даже будто бы местность узнавала. Две березы, переплетенные ветвями и почти сросшиеся бело-черными стволами. Грязный ручей воды, берущий начало из закованного в бетонную трубу родника. Нагромождение красноватых камней у обочины, точно в этом месте земля вспучилась и вытолкнула наружу застоявшуюся лаву, а та, вместо того чтобы растечься по округе, застыла бесформенной, буро-красной фигурой.

Про лаву думалось легче и приятнее, чем про пыль и жару, про странный Вадиков разговор, про Ксюху с Пашкой и собственный поступок, который иначе чем подростковым не назовешь.

– Я просто гуляю! – сказала Ольга сама себе, вытирая пот. Глянула на небо – у самого горизонта сквозь прозрачную синеву проступал опасный серый. Гроза, что ли, собирается? И с каким-то непонятным наслаждением Ольга представила, как попадет под дождь, вымокнет до нитки, обязательно заболеет... и именно на этом месте, между кружкой горячего чая, которым ее будут поить с ложки, и прекрасной бледностью собственного лика вклинилась мысль: она заблудилась.

– Быть такого не может! – удивилась Ольга вслух. Остановилась, осмотрелась и убедилась: точно так.

Место было незнакомым. Совершенно. Даже дорога исчезла, хотя нет, дорога была. Сузившись до тропинки, она лежала под ногами серым пыльным ковром из травы, сухих коровьих лепешек, придавленного камнем целлофанового пакета с надписью «Монтана» и коричневой жабы, что сидела на обочине и глядела на Ольгу печальными желтыми глазами. Ольга взвизгнула, и жаба, издав утробный звук, исчезла в траве.