Черная книга секретов

Однако теперь преподобный Левиафант пребывал в некотором замешательстве, а все из-за событий, происшедших в деревне за последнее время. Поскольку преподобный жил на вершине холма, ему сверху было видно все или почти все, и он не мог не заметить, что на главной и единственной деревенской улице воцарилось небывалое оживление. Местные жители прямо-таки повадились гулять туда-сюда. Сначала преподобный испугался, что они нацелились в церковь и, чего доброго, захотят от него какой-нибудь проповеди, но, уяснив, что поток посетителей тянется к Джо Заббиду, Левиафант вздохнул с облегчением.

Преподобный уже привык к праздному существованию и к тому, что паства его не тревожит. Когда Иеремия Гадсон посвятил Левиафанта в свой план по выкапыванию трупов на кладбище, преподобный не нашелся, что ему возразить, и впоследствии бывал регулярно вознаграждаем за свою сговорчивость тонкими винами из погреба Иеремии. Возможно, читатель удивился такой щедрости, не свойственной Гадсону, но спешим заверить его, что большую часть вина Иеремия выпивал сам, когда приходил к преподобному в гости по четвергам.

Преподобный, как помнит читатель, видел Джо Заббиду и его юного помощника в самое утро их прибытия, когда проходил по кладбищу, однако официально поздороваться или тем более благословить пополнение своей паствы и не подумал. Позже служанка Полли, которая по приказу Иеремии ежедневно приходила к преподобному готовить и прибираться, сообщила, что у бывшей шляпной мастерской теперь новый хозяин.

— Шляпник? — резонно поинтересовался преподобный.

— Нет, ростовщик.

— Ростовщик? — переспросил Левиафант.

Полли не ответила. За преподобным водилась привычка переспрашивать — очень удобная привычка, когда не знаешь, что ответить. Левиафант приобрел ее в том приходе, где служил раньше, поскольку тамошняя паства отличалась крайней любознательностью по части богословских вопросов, обожала заводить такие разговоры и полагала, что преподобный неизменно должен с готовностью поддерживать подобную беседу.

— Так, значит, ростовщик? — повторил преподобный.

Он поспешно прикинул, как отразится появление ростовщика на его, Левиафанта, положении в деревне, и с облегчением решил, что никак не отразится. Более того, преподобный подумал, что и на остальных местных жителей это не повлияет. Однако, узнав, какой ненавистью воспылал к ростовщику Иеремия Гадсон, преподобный Левиафант очень удивился.

Узнал он об этом как-то вечером, когда от приятной дремы в кресле его разбудил яростный стук в дверь. Полли кинулась отворять, но вошедший грубо отпихнул ее локтем и влетел прямиком в гостиную. Это был Гадсон.

— Иеремия? — спросил преподобный. — Рад, рад. А что, уже четверг?

— Четверг-то он четверг, но я к вам по важному делу, — пропыхтел Гадсон.

— Это насчет Обадии и трупов?

— Нет, насчет этого треклятого ростовщика!

Преподобный подобрался в кресле.

— А, вы про мистера Собби… как его там? Да он ведь безвредное создание?

— Безвредное? Как бы не так! — вспылил Иеремия. — Ничего себе безвредное! Да он сущий дьявол во плоти!

Запыхавшийся от подъема в гору и обессиленный сказанным, Иеремия плюхнулся на стул напротив священника. Полли тут же подала ему выпить, долила стакан преподобного и поспешно ускользнула. Нечего торчать в комнате с этой парочкой, решила она, себе дороже выйдет. А подслушивать удобнее за дверью.

Иеремия осушил стакан одним жадным глотком, потянулся к столу, вернее, к полному графину на столе и переставил его на каминную полку поближе к себе.

— Стерлинг, — отчеканил он, — этот ростовщик погубит нам все дело. То есть мне. Он заставил витрину отборным хламом, но за этот хлам он платит звонкой монетой.

— Так в чем загвоздка? — Преподобный попытался придать голосу заинтересованность, что удалось ему с трудом: у него побаливала голова и клонило в сон.

— Как в чем?! Он платит за хлам несусветные деньги! Если так пойдет, скоро все местные рассчитаются с долгами! — воскликнул Гадсон.

— Понятно, — сказал преподобный.

— А если они перестанут быть моими должниками, откуда же я буду брать деньги? — продолжал Иеремия и, будто стараясь подчеркнуть важность своих слов, подался вперед и ткнул преподобного толстым указательным пальцем. — Вы должны принять меры. От этого зависит вся моя жизнь.

Тут уж преподобный проснулся окончательно.

— Я? Меры? Какие меры? Что я могу? — залепетал он.

— А вот какие. Убедите свою паству, что Заббиду — приспешник самого Сатаны. И исчадие ада.

— Приспешник Сатаны? — по привычке переспросил Левиафант. — А это вправду так?

Ему никогда раньше не случалось сталкиваться с приспешниками Сатаны и исчадиями ада.

— Правда, кривда, какая разница! — прорычал Иеремия, раздражаясь все больше. — При чем тут правда, если речь идет о делах и деньгах? О коммерции! Мне нужно, чтобы местные под страхом смерти не смели больше соваться к ростовщику.

— Не знаю, получится ли… — осторожно протянул преподобный.

— Делайте что сказано, и все! — отрезал Гадсон.

Глава двадцать вторая Преподобный выступает на битву