Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Я был удивительно спокоен. Трудно, наверное, было сделать — первый шаг. А сделав… мне, стало все равно. Я перестал мучиться сомнениями. Подсознание, карма, бог, дьявол… — да все равно кто или что, приняло за меня решение. Ну не мог я отправить этого парня одного — на смерть. Не по совести это. Да мне как-то и наплевать по большому счету на его мотивы. Мне достаточно одного того, что — он мой товарищ. Серёга воевал с ним. Пусть на разных фронтах. Но это боевое братство спаянное и освященное кровью. А с его опытом, в одиночку… не-е — это я слишком хорошо знаю, чем закончится. В лучшем случае его возьмут. А могут ранить или взять те же бандиты. Нет. Я постараюсь, чтоб он выжил. А прав он или нет — это не мои проблемы. Даже если не прав — он все равно прав! Да и я, думаю точно также. «Око за око». Нет там праведников и невинных жертв… там, куда мы с ним пойдем — виновны все и приговорены. Вот так вот. Такое мое мнение.

И оттого я был безмятежен, и плевать мне было и на службу, и на прочие другие дела и обязанности…

Пересказал я ему «Черную стрелу» и замолчал.

— И зачем ты мне это рассказал?

— Хороший вопрос… А рассказал затем, чтоб ты понял дальнейшее. Слышал ты про «Черную кошку»?

— Слышал. Банда это.

— Во-от… А про «Белую кошку»? — задал я вопрос и с интересом посмотрел на него.

Генрих уже чуть успокоившийся, недоуменно пожал плечами:

— Разное болтают… говорят это какие-то отставные фронтовики начали урок резать. У нас три случая было…

— Ну-да, ну-да… — я безмятежно покивал головой. — Вот только «Белая кошка» — это я.

— Что?! — Генрих, моментально подобрался и подозрительно огляделся — не слышал ли кто. Но поскольку поблизости никого не наблюдалось, он удивленно уставился на меня. — Ты — что…?

— Геня. Ты меня удивляешь.

— Я!?

— Ты-ты… Ты сейчас похож на дона Хуана, из Пушкина, с которым внезапно заговорила статуя Командора.

— Зачем? — несколько ошарашено спросил Шац.

— Что «зачем»? Зачем дядя Сёма на «Привозе» продал бички и купил самосаду?

— Нет. Зачем ты их всех положил.

— Они хотели ограбить меня… — совершенно безмятежно и спокойно пояснил я.

— Ограбить?! — несколько ошарашено переспросил Генрих.

— Ограбить… Ну, и немножечко зарезать, если я не соглашусь или окажу сопротивление…

— Но ты же милиционер. Скрутил бы их и отвел в Отдел…

— Чтобы им там дали пару лет, а потом они «На свободу — с чистой совестью»? — я не выдержал и засмеялся. — Геня, а ты сейчас у меня добиваешься адреса местного пахана, чтоб прийти и пожурить его?

Генрих мысленно споткнулся.

— Ты уж определись, что ты хочешь. А потом и будем решать. Генрих ненадолго задумался. Потом решительно кивнул головой каким-то своим мыслям и протянул мне руку.

— Я с тобой.

— Вот только Генрих есть одно условие.

— Не попадать в руки НКВД — живым?

— Нет, Геня… Условие это — ДИСЦИПЛИНА!

Он решительно протянул мне руку еще раз.

— Слово!

Я в ответ пожал его руку.

— А теперь Геня, расскажи мне за боеприпасы. Откуда ты сумел найти такую редкость в наше время…

И поведал мне Шац незамысловатую историю.

Принял он как положено «хозяйство» и вот разбирая завалы мусора в подвале, наткнулся на ящик гранат времен Первой Мировой. Бои что тут — в Чкаловской области, что поблизости — были очень неслабые. Это ведь где-то здесь подстрели народного героя — Чапаева. На речке Урале, текущей посреди города. В общем хозяйственный Шац не стал сообщать о находке, а перетащил ее к себе в каптерку — вдруг, да пригодится. Может сменять или еще что. Натура. Тут не только он — тут все очень тяжело расставались с чем-либо. Моя мать выговаривала отцу: «Вот, заносишь вечно до такой степени!». На что отец отшучивался: «Правильно. С плеч, да в печь!». Я тогда не очень придавал значения этим словам. А уже тут понял — почему. Нищета всеобщая. Не выбрасывалось ничего — «хай полежит, мабуть когда и пригодится».

Каким образом и когда — сия разнообразная коллекция «гранат» попала в Отдел, гадать бесполезно. Вызывала некоторые сомнения ее работоспособность… но Генрих уверил, что все работает. Он одну за городом проверил. — Значит, с гранатами нет проблем — это радует. Тогда вечерком навестим одну «малину». Давно она мне глаза мозолит.

Шац сидел рядом, хищно подобравшись. В этот момент он никак не напоминал весельчака и насквозь своего парня. Я посмотрел ему в глаза. В их глубине поселилось спокойствие и умиротворение. Умиротворение выжженной земли…

Хлопнув его по плечу, я наклонился и тихо произнес:

— Расслабься старшина. Теперь тебе нужно еще и учиться притворяться. И иначе никак. Иначе сам погибнешь и других за собой потянешь. Ну, на первую часть фразы ему явно плевать, а вот на вторую насчет «других», уже нет. Так уж воспитан.

— Я вижу, занимает тебя почему «Белая кошка»?

— Да.

— Ну тут все просто. На их «Черную кошку», мы ответим своей — «Белой». Пусть боятся! И нехай кто-то мне скажет, что «это — не наш метод!». Наш это метод…

НАШ!

Глава 4

Мстить за обиду — значит лишать себя удовольствия сетовать на несправедливость.

Чезаре Павезе.