Однако здесь они вновь ударились грудью в острия ратовищ, со вчерашнего дня измазанные их кровью; и вновь, как и вчера, птицы ничего не смогли поделать с этой преградой. Слишком уж узкий проход оставался им для нападения. Как ни понукали птиц карлики, диатримы не желали лезть на копья без разбега. Они пытались растолкать копья тугими боками, жадно тянули шеи, но четырёхсаженные пики оказывались длиннее, и не многие хищницы умудрились прорваться сквозь них. А вот стрелки Бойши не упускали своего шанса. Собственно, ратовища только сдерживали птиц, не давая им проломиться внутрь отпорного кольца, сбивали карликов и – при удаче – вышибали глаза диатримам лучники.
Правда, в один момент как-то ухитрились диатриты: то ли уже мёртвая птица приняла в себя навершия ратовищ, то ли ещё что приключилось, но диатриты смяли разом троих охотников и уже совсем было ринулись в открытую брешь, когда на пути у них вырос Ромар. За спиной безрукого колдуна горловыми переливами взвыл Матхи, ударяя в бубен так, что казалось, сейчас заглушит крики воинов и диатричьи визги; лицо Ромара почернело, как в тот приснопамятный день, когда чужинцы рвались в открытые ворота селения…
Незримый щит сбил наземь и опрокинул прорвавшихся, и, пока враги не опомнились, к ним кинулись со всех сторон. Заработали топоры, мотыжные рога, всё тяжёлое, что могло бить, крошить и дробить. Прежде чем оглушённые птицы смогли подняться, их буквально разорвали на куски.
Потеряв многих и многих, чужинцы отступили. Далеко не ушли, маячили у горизонта, напоминая противнику, что в три минуты могут налететь на беспечных и вернуть удачу себе. Но всё-таки отошли, дали обороняющимся передышку, возможность подсчитать потери, перевязать раны. В роду Лара погибло одиннадцать человек; да несколько было раненых, в основном тех, кто упавших диатрим добивал. Кроме того, из-под изодранной сети вытащили восьмерых рыбаков.
Бойша склонился над Мухой, который в смерти казался особенно маленьким и щуплым. Помолчал, потом произнёс сдавленно:
– Прости меня.
Мёртвых снесли под обрыв, упёршись копьями, обрушили огромный пласт песка. Теперь, когда люди отсюда уйдут, чужинцам будет не так просто добраться до похороненных тел. Только Великая, когда вернётся в русло вода, сможет размыть завал. Но это ничего – рыбаки привыкли не обижаться на реку-кормилицу. Небось обрадуется Муха, почуяв ожившую воду.
Туши убитых диатрим разделали, мясо наспех зажарили на углях, и, словно в сытые времена, все родичи отъедались свежатиной.
– Нас пожрать хотели, – изгалялся пастух Мачо, ворочая над углями вертел с насаженными на него ломтями птичины, – а вот теперь мы попробуем, какова диатрима на вкус!
На вкус диатрима оказалась превосходной. Конечно, жилистую ногу и гиена не вдруг бы ужевала, а вот белое мясо, вырубленное из груди, поддавалось даже старым зубам.
До самого заката лагерь простоял спокойно – упившись собственной кровью, диатриты не решились на повторную атаку. А Бойша прямо среди дня отрядил полсотни воинов, которые спустились вниз и набрали воды из блуждающего по руслу ручья. Теперь, едва стемнеет, можно будет выходить, не тратя времени на то, чтобы накормить и напоить людей.
– Так и до верхового селения, глядишь, доберёмся! – ликовали на стоянке.
– До верхового совсем немного осталось, – ободрял людей Бойша, обходя раз за разом походный стан, – а дальше идти просто. Там рощ много. Остановимся, оглядимся и решим, как жить станем.
Четыре дня занимал путь от главного селения до верхового в спокойные времена. Ныне же, тяжело нагруженные, тащились всю седмину. Точно степные волки вокруг стада, невдалеке кружили обозлённые неудачами диатриты. Порой наскакивали на идущих, но сделать ничего не могли. А на большой приступ не решались. Ждали тех, кто, может, отобьётся и отстанет – однако род шёл дружно и кучно; ослабевшим помогали, перекладывали груз на более выносливых. Мало-помалу рощ и поросших кустами полей становилось всё больше, людской поток подходил к невысокой холмистой гряде, за которой скрывалось верховое селение. Снимаясь с последней стоянки, Ромар объявил громко:
– К утру на месте будем. А может, и раньше – в темноте доспеем.
– Этих отсидчиков небось диатриты и не заметили, – проворчал пастух Мачо. – Живут как в старые времена.
– Едва ли… – покачал головой Ромар. – Думаю, родичи из верхнего селения уже в лесах давно. Ни я, ни Матхи не слышали их голосов… они, должно быть, далеко ушли, дальше Сборной горы.
– Эх и дёрнули! – захохотал Мачо. – Бежали – аж пятки дымились!
– Может, и так, да только не спеши судить, ты ж не знаешь, сколько сюда диатритов приходило, – оспорил пастух Ромар. – Может, они тут тоже городьбу подрыли?..
– Лучше следить надо за городьбой! – Мачо был непреклонен.
Спускалась ночь. Теперь уже всем стало ясно – селение покинуто. Ни огонька, ни сигнального факела на стене – тьма, и больше ничего.
Диатриты во мраке не сражаются. Благополучно дошли до городьбы, благополучно втянулись всем обозом внутрь…