Черная кровь

— Типичные белые расисты. О чем они думали? Объявили, что покупают человеческие глаза для какого-то банка органов. Разве они понимали, разве их заботило, какое воздействие это окажет на юных непосредственных представителей Третьего мира? Нет. Просто взяли и объявили, что будут платить за доставленные им человеческие глаза. Даже не потрудились упомянуть, что будут покупать глаза только умерших людей. И вот наша программа рухнула.

— Не понял, — сказал Римо.

— Лейтенант полиции, который читал лекцию о том, как белые всегда грабили черных, пришел сюда и принес пару глаз. Их швырнул ему в лицо чернокожий юноша, поверивший обещаниям Управления здравоохранения. Вся эта история сильно подпортила наши взаимоотношения с местным населением.

— Какая история? — продолжал недоумевать Римо.

— Управление здравоохранения в очередной раз обмануло Третий мир и ничего не заплатило за глаза. Гордый юный чернокожий афро-американский представитель Третьего мира безрассудно доверился белым и принес пару свежедобытых глаз, а медицинский центр унизил его, отказавшись их купить. Юноше сказали, что не платят за глаза, изъятые у живого человека. Представляете, до чего дошел расизм! Ничего удивительного, что чернокожее сообщество пришло в ярость.

Сержант Плескофф продолжал распространяться об угнетении Третьего мира и показал Римо компьютерную систему, благодаря которой эффективность работы на его участке была на двадцать процентов выше, чем где-либо еще в Нью-Йорке.

— Наш район находится на переднем крае борьбы с преступностью. Именно поэтому федеральное правительство выделило нам дополнительные ассигнования.

— И как конкретно вы боретесь? — спросил Римо, не заметивший вообще никакой борьбы.

— Во-первых, благодаря этим деньгам у нас теперь по всему району курсируют фургоны с фонограммами, в которых убедительно доказывается, что молодежь Третьего мира является жертвой угнетения и эксплуатации со стороны белых.

— Вы ведь белый, верно? — заметил Римо.

— Абсолютно, — подтвердил Плескофф. — И стыжусь этого. — Казалось, он гордится тем, что стыдится.

— Почему? Вы не виноваты в том, что вы белый. То же относится и к черным, — сказал Римо.

— И к прочим подобным низшим расам, — добавил Чиун, чтобы эти расисты американцы не вздумали смешивать свои низшие расы с высшей, то есть с желтой.

— Я стыжусь потому, что мы в огромном долгу перед великой черной расой. Послушай, — добавил Плескофф доверительно, — я ведь не знаю правильных ответов на все вопросы. Я простой полицейский. Я исполняю приказы. Есть люди поумнее меня. Я должен давать такие ответы, каких от меня ждут, — тогда я получу повышение. Если же, не дай Бог, я когда-нибудь пророню хоть слово о том, что приезд черной семьи в ваш квартал — это не милость Аллаха, то меня вышвырнут. Сам я живу в Аспене, штат Колорадо.

— Почему так далеко?

— Лишь бы подальше отсюда. Я бы поселился на Юге, да там все слишком переменилось после Гражданской войны, — сказал Плескофф. — Между нами, я всегда болел за повстанцев, когда смотрел фильмы о войне. Тебе не жалко, что мы победили?

— Я хочу знать, кто убил ту старую женщину, миссис Герд Мюллер, с Уолтон-авеню, — в который раз повторил Римо.

— А я и не знал, что ФБР занимается убийствами. Разве это дело общенационального масштаба?

— Да, это дело общенационального масштаба. Это самое важное дело за последние двести лет. Оно имеет отношение к вечным устоям нашего общества. Старые и слабые должны находиться под защитой молодых и сильных. До самого недавнего времени именно это считалось главным признаком цивилизованности. Может быть, мне платили именно за то, чтобы я защитил эту старую женщину. Может быть, те гроши, которые она доставала из своей сумочки, чтобы выплатить жалованье мне, тебе, — может быть, эти гроши как раз для того и были предназначены, чтобы ее убийца теперь не отделался беседой с психиатром, если случится невероятное и его арестуют. Может быть, эта старая белая женщина и есть та последняя капля, после которой народ Америки скажет, наконец: «Хватит!»

— Черт, это проникает в душу, — признался Плескофф. — Честно говоря, иногда мне и самому хочется защищать стариков. Но если ты полицейский в Нью-Йорке, ты не можешь делать все, что тебе вздумается.

Плескофф показал Римо гордость участка, главное оружие в широкомасштабной битве с преступностью, на которое федеральное правительство выделило семнадцать миллионов долларов. Это был компьютер ценой в четыре с половиной миллиона.

— И что он делает?

— Что делает? — с гордостью переспросил Плескофф. — Ты говоришь, что хочешь узнать об убийстве миссис Герд Мюллер?

Плескофф, мурлыча что-то себе под нос, нажал несколько клавиш. Машина выплюнула несколько белых карточек в металлический поддон. Они улеглись веером: двадцать карточек — двадцать смертей.

— Что ты так опечалился? — спросил Плескофф.

— Это все убитые в городе пожилые люди? — спросил Римо.