Черная кровь

В банде было еще два пистолета калибром поменьше. Римо отобрал их у владельцев, прибегнув к довольно болезненным приемам. Когда четвертый член банды забился в конвульсиях, призывы к кровавой мести поутихли. А когда пятая копна в стиле «афро» соскочила с плеч, как взбесившаяся швабра на тугой пружине, настроение юнцов изменилось кардинальным образом.

Угрозы сменила покорность, поведение господина — поведение раба, картинные наглые позы — «нет, сэр», «да, сэр» и почесывание в голове. И вот они уже стоят, тихие и мирные в четыре утра, послушные и никого не трогают. Они только и ждут, чтобы показался какой-нибудь симпатичный белый старичок, и они бы ему помогли. Да с-сэр.

— Выверните карманы и руки на забор! — скомандовал сержант Плескофф, улыбаясь, в полном экстазе. — Жаль, что я не захватил пар двадцать этих штучек. Таких, чтоб надеть им на запястья и запереть. Как их там называют?

— Наручники, — подсказал Римо.

— Да, точно. Наручники, — вспомнил Плескофф.

Римо задал вопрос о срытом до основания здании. Про здание никто ничего не знал. Тогда Римо сломал палец. И быстро выяснилось, что дом находился на территории Саксонских Лордов, что балда наведывалась к Мюллерам несколько раз, что мужчину зарезали, но никто из присутствующих не имел отношения к кровавому финалу миссис Мюллер. Боже правый, нет. Никто из них на такое не способен.

— Что, другая банда? — спросил Римо.

— Нет, — был ответ.

Римо сломал еще один палец.

— Ну, так как? — сказал он. — Кто убил мистера Мюллера? Кто пришил старика?

Парни вполголоса посовещались, какого именно белого старика Римо имеет в виду.

— Который плакал, кричал и умолял больше не бить? Этот белый старик? Или который напустил на ковер лужу крови?

— Тот, что говорил с немецким акцентом, — сказал Римо.

— А, точно. Который говорила смешно, — вспомнил один.

Насколько Римо смог себе уяснить, в том здании было два белых старика.

Первого Саксонские Лорды убили, потому что он не хотел им показать, где лежит шприц для инъекций инсулина. Второй, когда увидел, что они вот-вот вломятся в его квартиру, предпринял отчаянную попытку оказать сопротивление.

Один из парней широко ухмыльнулся, вспомнив, как семидесятилетний старик пытался драться с ними.

— Ты был там? — спросил Римо.

— Ага. Вот забава была с этим стариком. — Парень ухмыльнулся.

— В следующий раз поищи для забавы кого-нибудь помоложе, — сказал Римо и стер ухмылку, рассыпав ее по тротуару белым жемчугом зубов. Потом взял парня за затылок и пропустил его голову через сетку забора, как черную кочерыжку через овощерезку. Голова застряла. Тело задергалось на весу.

Забор содрогнулся, и таким образом на этом месте — недалеко от пересечения 180-й улицы и Уолтон-авеню — было установлено раз и навсегда, что над попытками белых стариков сохранить жизнь смеяться не рекомендуется.

— А теперь попробуем еще раз. Кто убил миссис Мюллер?

— Иди Амин, — ответил один из юнцов.

— Я, кажется, предупредил вас, чтобы вы воздержались от шуток, — сказал Римо.

— Не шучу. Иди Амин — наш босс. Ты убивал его — вон он. — И он показал на мостовую, где тело вожака банды лежало в виде сложенного перочинного ножичка.

— Он? Он убил миссис Мюллер? — уточнил Римо.

— Он. Да, сэр. Он убил.

— Один? Не ври. В одиночку ни один из вас не сумеет даже спуститься по лестнице.

— Не один, мистер. Большой-Бо — он тоже.

— Что за Большой-Бо? — спросил Римо.

— Большой-Бо Пикенс. Он убил.

— Который из вас Большой-Бо Пикенс?

— Его нет, сэр. Уехал.

— Куда уехал?

— Ньюарк. Когда полиция приехала и стали копаться в доме — Бо-Бо, он решил лучше уехать в Ньюарк, там переждать.

— Куда именно в Ньюарк? — спросил Римо.

— Никто не знает. В Ньюарке одного ниггера не сыщут, верно?

Римо кивнул — верно. Что ж, будем ждать возвращения Бо-Бо. Сержант посветил фонариком. Казалось, кто-то вытряхнул содержимое аптечки на тротуар к ногам подростков, прислонившихся к школьной ограде. Пузырьки с таблетками, пакетики с белым порошком, дешевые безделушки и какой-то сморщенный серый комочек.

— Это что такое? — спросил Плескофф.

— Человеческое ухо, — пояснил Чиун.

Ему доводилось видеть отрезанные уши в Китае — там похитители сначала присылали палец вместе с требованием выкупа, а если выкуп не платили, то присылали ухо как знак того, что жертва мертва.

— Чье? — спросил Римо.

— Мое, — ответил парнишка явно не старше четырнадцати лет.

— Твое? — удивился Римо.

— Ага, мое. В метро. Мое.

Римо внимательно посмотрел на парня. Оба уха были на месте.

— Отрезал. Это мои ухи.

— Хватит! — заорал Римо.

Волна гнева захлестнула его, и он нанес смертельный удар прямо в середину черного лица. Но искусство Синанджу — это путь совершенства, а не путь гнева.

Рука вонзилась в цель со скоростью передачи нервных сигналов, но ненависть нарушила точность и ритм движений. Рука пробила череп и воткнулась в мягкий, теплый, не отягощенный знаниями мозг, но, пробивая лобную кость на такой скорости и без обычного ритма, одна из косточек кисти треснула, движение руки замедлилось, и она вернулась вся в крови. И в боли.