Черная кровь Сахалина. Генерал-губернатор

— И самое необычное, — продолжил разряженный толстяк. — Александру де Лавардану приписывается множество любовных романов, но на поверку он всегда оказывается образцово-показательным семьянином. Журналисты с ног сбились, но ничего по-настоящему компрометирующего так и не нашли — слухи остались только слухами. Ни малейшей интрижки, даже с актрисками, вообще ничего.

— Скучный он какой-то… — презрительно буркнул напомаженный хлыщ. — Быть верным жене? Фу…

— Но я подозреваю, что тому есть основательная причина, — загадочно понизил голос толстяк. — Так ведут себя только люди, которые хотят скрыть свою настоящую ориентацию. Да-да, Филлип, скорее всего, он принадлежит к нашему кругу.

— Ну хоть что-то оправдывает этого красавчика! — мерзко хихикнул хлыщ.

Первым желанием было перерезать уродам глотки, но вместо этого я только скорбно вздохнул. Ну вот, уже к заднеприводным причислили. Не то, чтобы я исповедовал моногамию, просто очень тщательно прячу концы в воду, но Майю действительно люблю и стараюсь ее не огорчать. Да и хрен на них, пусть думают, что хотят.

Так… о чем это я? Ах да…

Но, увы, для претворения в жизнь моих планов, финансов все равно категорически не хватало, а посему, после легализации, я первым делом нанял яхту и отправился на островной архипелаг Молен, который, в мою средневековую бытность, графу де Граве пожаловал дюк Бретонский Франциск. Да, не в Арманьяк, а в Бретань. Дело в том, что и в реальной истории, сокровища Карла Смелого Бургундского точно так же слямзили перед битвой при Нанси и к этому приложил свою руку тот же кондотьер граф Кампобассо. Их по сей день не нашли, а значит оставался некоторый шанс на то, что они до сих пор лежат в пещерке на островке. Весьма призрачный, за сотни лет этот клочок камня вообще мог скрыться с лица земли, но я решил все равно попытаться его использовать.

И успешно использовал. К моему дикому удивлению, как островок, так и клад оказались на месте. Не буду описывать как я его доставал — все прошло гораздо сложнее, чем прошлый раз, но по итогу все получилось. Золотых и серебряных монет нашлось не особо много, всего около трети тонны, это общим весом, потому что большую часть унес океан, но главную ценность представляли собой не они, а четыре большущих сундука с разной драгоценной утварью, преимущественно золотой и инкрустированной драгоценными камнями.

Легализация ценностей грозила большими сложностями и потерями, потому пришлось поломать голову. Но по итогу, поступил почти точно так же, как в прошлый раз, когда забрал из сокровищ только свое не выданное в свое время жалование, а остальное отдал Мергерит, вдове покойного герцога. Только сейчас, часть клада, в том числе некоторые знаковые регалии герцога Бургундского, я безвозмездно передал Франции, за что получил гражданство и баронский титул, а от Парижской академии наук — звание почетного академика. Ну а остальное, без лишней огласки, поместил в надежный швейцарский банк-гном, как раз специализирующийся на подобной практике, после чего, под залог этих ценностей взял кредит, сразу выплатил проценты и оказался обладателем своего первого, абсолютно законного миллиона.

Ну а дальше, пришел черед сокровищам Арманьяков. А вот с ними, все получилось гораздо сложней и одновременно проще. Но об этом немного позже…

Я быстро глянул на часы, одним глотком допил кофе, бросил на блюдце несколько монет и вышел из кафе.

«Сладкая парочка» за соседним столиком не обратила на меня никакого внимания, хотя фотографиями Александра де Лавардана пестрила вся желтая пресса в Европе. С недавних пор у меня в штате появился профессиональный гример, который всего лишь парой взмахов расчески делает меня полностью неузнаваемым. Увы, мера очень вынужденная и не только из-за косоглазых.

Итак, Марсель…

Обычный средиземноморский портовый городок. Запутанные улочки, жаркое солнце, запах моря, рыбы и жаренных каштанов. Но, увы, сравнить нынешний город с его средневековой версией я не могу — в мою бытность Жаном Арманьяком, Марселя, как города, попросту еще не существовало. И знаменитый замок Иф, тоже построили гораздо позже.

Из переулка вывернулся низкорослый кривоногий крепыш в обычной для марселького люда свободной куртке и кепке-гаврошке и тут же смешался в фланирующей по набережной публике.