Черная кровь Сахалина. Генерал-губернатор

Настроение начало слегка подниматься, но тут я опять заметил японского полковника и вдруг, совершенно неожиданно для себя, сам себе стал противен. И причина этого тоже не осталась скрытой.

Три тысячи чертей и преисподняя… а ведь я сильно изменился. Превратился в какого-то делягу-торгаша и перестал быть похож на того графа божьей милостью Жана Арманьяка, который всегда смотрел на смерть с открытым забралом и которого не приходилось уговаривать скрестить клинки, и тем более, на штабс-ротмистра Любича, что развешивал гроздьями косоглазых на Сахалине.

— Черт… — вырвалось у меня вслух.

— Тебе все-таки не дает покоя этот японец? — тихо спросила Майя. — Так убей его и успокойся, наконец.

— Я тебя люблю… — я взял жену за руку и поцеловал ей запястье. — Ты самое лучшее, что со мной случилось.

— Вы изощренный льстец, Александр Любич… — Майя лукаво улыбнулась, а потом прошептала дразнящим шепотом мне на ухо. — Но поторопитесь, кавалер. Ваша дама на вас рассчитывает сегодня ночью.

— Мадам, я всегда к вашим услугам! — я исполнил дурашливый поклон и приказал айну. — Тайто, отправляйся домой. Возьмешь меч в моем кабинете, на стене второй слева в первом ряду. И парную к нему дагу. Он рядом. Где моя тренировочная форма — ты знаешь. И мухой тащи все сюда.

— Отец… — айн поклонился и испарился.

— Подраться решил, Християныч? — вздернул бровь Лука. — И кого резать собралси? Никак косоглазого ферта?

— Его братец, его. Так, пока малой не отъехал, возьми из машины бутылку арманьяка. Да, ту темного стекла.

После чего нашел взглядом японца и подошел к нему.

— Мистер де Лавардан? — полковник явно удивился.

— Вы говорите, что любите виски? Право слово, оно не стоит того. Я вас сегодня познакомлю с другим напитком, более изысканным. И вот еще… мне здесь не нравится. Сменим декорации…

Я походя стащил со стола пару бокалов, после чего мы вышли в сад.

— Это арманьяк, божественный напиток, он создан задолго до того, как появилось виски. Его надо пить маленькими глотками, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением…

— Как насчет тоста? — Омура взял бокал и задумчиво посмотрел на газовый фонарь через него.

— Не обязательно, но как вам угодно.

Полковник улыбнулся.

— Я просто скажу словами моего любимого поэта, Одзава Роаи, он жил в восемнадцатом веке… — после чего с блаженной улыбкой продекламировал нараспев:

Все тяготы мира

На деле несут человеку

Великое благо,

Но как бы узнал я об этом,

Когда бы на свете не пожил?

И воскликнул, отпив из бокала.

— О-о-о, это действительно божественно. Чем-то напоминает коньяк, но лучше, много лучше…

Я хмыкнул:

— Коньяк и рядом не стоял. Пожалуй, я вам отвечу тоже стихами.

Враг помогает, друг вредит;

Вкус мы находим только в сене;

Бесстыдник тот, кто терпит стыд;

Без равнодушья нет влеченья;

Порука силы — ослабленье;

Бывает мышь страшней, чем слон;

Примета памяти — забвенье;

Не глуп лишь дурень, что влюблен…

По лицу полковника пробежало удивление.

— Очень изящно и очень глубокий смысл. Кто написал эти стихи?

Я невольно улыбнулся, вспомнив шута Франциска Наваррского.

— Франсуа де Монкорбье, он жил во Франции, в пятнадцатом веке. Его еще называли Франсуа Вийоном.

— Кем он был?

— Поэтом и очень умным человеком. Но бог с ним. Самая пора снова наполнить бокалы. Ваше здоровье… Да, хотел спросить, вы говорили, что испытываете искреннюю симпатию ко мне?

— Да, вы мне нравитесь, месье де Лавардан, — подтвердил японец. — Я восхищаюсь вами. Можно сказать, вы даже мой кумир.

— И при этом, прекрасно осознаете, что я враг. Не вступает ли это в противоречие с первым утверждением?

— Нет, не вступает. Все дело в сатори… — спокойно ответил Омура. — Сатори — конечная цель всех духовных и физических упражнений. Прозрение, просветленность. У человека достигшего просветления открывается «третий глаз», и он начинает видеть действительность как бы со стороны за счет обостренной восприимчивости всех пяти чувств.

«Очередная буддистская мура… — подумал я. — Но звучит заумно и красиво…».

Но ничего озвучить не успел. Нас нашел Тайто.

— Отец… — айн застыл в нескольких шагах от нас и поклонился.

Я ему кивнул и обернулся к японцу.

— Ну что, полковник. Насколько я помню, вы вызывали меня на поединок? Ваше желание еще действительно?

— Почту за честь, — с каменным лицом ответил Омура.

— В таком случае, приступим. Для начала мы вернемся на бал, покажемся там, после чего поочередно покинем наших гостеприимных хозяев. Моя машина будет ждать вас в начале улицы.

Японец поклонился.

— Мне необходимо заехать за мечом.

— Конечно, я подвезу вас.

— Со мной будет два человека, вы вольны взять столько же.

Омура отрицательно качнул головой.

— Я останусь без сопровождения. Мне просто негде взять достойных свидетелей.

— В таком случае — я тоже.

Мы вернулись на бал, а примерно через час встретились у моей машины.

— Я отговорился тем, что мне нездоровится, — сообщил Омура. — И у меня есть предложение, мистер де Лавардан. Я снимаю небольшой дом в пригороде. Там есть вполне прилично оборудованный зал для упражнений — отличное место для поединка. Живу я только с женой, так что нам никто не помешает.

— Жена не помешает?