Черная кровь Сахалина. Генерал-губернатор

Следом приложились Лука и Тайто. Пару минут мы молчали, а потом у всех на лицах дружно возникли довольные улыбки. «Сущий нектар» дяди Гиляя, несмотря на просто ядерную крепость, оказался весьма приятным пойлом.

— Во-от, я же говорил!!! — Гиляровский ткнул пальцем в потолок и опять взялся за блокнот. — Продолжим, Александр Христианович? Что дальше было?

Я недовольно нахмурился, потому что воспоминания о сахалинской эпопеи, неожиданным образом, оказались для меня неприятными.

— Дальнейшее сопротивление могло привести только к полному уничтожению ополченцев, так японцы быстро перебросили подкрепления. Я отправил гражданских на север, а сам с остальными ударил на Александровск, где мы захватили эсминец «Котака» и переправились на материк. По пути пустив на дно японский бронепалубник «Цусима» и пароход с пехотным батальоном.

— Невероятно… — Гиляровский покачал головой. — Матерь божья, это просто невероятно! Весь флот и армия не смогли, а вы смогли. Да вы просто былинный герой…

— Да никакой я не герой… — разраженно бросил я. — Во время перехода погиб подпоручик Кошкин со своим отрядом, они отвлекали японцев, чтобы мы смогли пройти к Александровску. И отвлекли. Вот — герои.

— Я слышал о вас… — после недолгого молчания сказал Гиляровский. — Во Владивостоке ходили слухи, что кто-то воевал на Сахалине после заключения мирного договора, а потом вывел на японском крейсере людей на материк. Я даже сам видел этот крейсер и пытался навести справки, но, увы, не преуспел — прямых свидетелей не оказалось, а слухи, сами понимаете, разные ходили.

— Эсминца, не кресер! Кресера потопили, — влез Тайто, — еще напиши, как япона людя жег, как насильничал и как мы япона вешать.

Но тут же заткнулся, после того, как Лука показал ему кулачище.

— Тут кто хошь озвереет… — пробурчал Мудищев. — А что вешали — да, вешали извергов, иха мать. Но за дело.

Гиляровский согласно кивнул ему и поинтересовался у меня.

— И как вас встретили наши?

— В тюрьму запроторили, падлы… — зло пробурчал Лука.

Но тоже замолчал, уже под укоризненным взглядом айна.

— Было дело, — подтвердил я. — А в тюрьме пытались убить. Но в итоге выпнули из страны под другим именем. А остальной мой отряд разогнали по России, под строжайшую подписку о неразглашении.

— Что-то я не удивлен, все как всегда у нас… — Гиляровский ожесточенно дернул себя за ус и выматерился. — Скоты, вашу мать так растак. Хорошо, что не упекли обратно на каторгу. Наши дуболомы могли. А что, сильно японы зверствовали?

— Словами не описать, не сомлевайся — есть карточки, где все эти измывательства японов… — зло пробурчал Лука. — Там такое, что в жисть не поверишь…

Дядя Гиляй вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул Тайто. Айн вышел и через несколько минут принес конверт из плотной бумаги.

Просмотрев несколько фотографий Гиляровский не скрываясь заплакал. Мы же просто молчали. А что тут скажешь? Со временем ожесточение притупилось, но я все равно не мог смотреть на эти фотографии.

Наконец, он зло утер слезы рукавом тужурки и осипшим голосом заявил.

— Люди должны знать, Александр Христианович. Как есть должны знать. Нельзя такое скрывать. И вас нельзя скрывать. Но как это сделать? Власти же на дыбы станут, ни за что не допустят. Это же для них конец, люд подымется…

— В свое время все узнают, — пообещал я. — Обязательно, даю слово, но в свое время.

На самом деле, я не зря дал интервью Гиляровскому. Информационный вброс у нас давно запланирован, и мнение известного, можно сказать, народного писателя будет совсем нелишним для того, чтобы всколыхнуть народ. Но время для этого еще не пришло.

Гиляровский было наладился задавать еще вопросы, но тут заявилась Майя и погнала всех из комнаты обедать, а мне притащила только мисочку крепкого бульончика с половинкой вареного яйца, да ломтик подсушенного хлеба.

— Да от такой кормежки меня ветром сносить будет! — бурно возмутился я. — А мне еще завтра ехать на демонстрацию катеров.

— Пил? — Майя покрутила носом, несколько раз втянула в себя в воздух, и, безошибочно нырнула рукой мне под подушку, куда Гиляровский успел засунуть свою фляжку. — Это что такое, Сашка?

— Побойся бога супружница! Это лекарство…

— Вот не любишь ты меня, — Майя всхлипнула.

— Еще как люблю… — сконфуженно пробурчал я.

— Не ври…

— Все, хватит выть. Люблю, сказал. Слезы на меня не действуют, только злят.

— Правда? — Майя лукаво улыбнулась.

— Правда. Быстро организуй мне… скажем… ростбиф средней прожарки, эдак с фунт весом, да картошечки толченой к нему и маслица, маслица пошехонского в толченку побольше. Огурчиков и миног, маринованных не забудь. А еще…

— Нет и еще раз нет, — холодно покачала головой Майя. — Тебе нельзя переедать. Обильная пища благоприятствует повышению кровяного давления, что категорически противопоказано при контузиях. Так уж и быть, добавлю немного отварного куриного мяса, на этом все. И не проси…

— Да ты что, голодом меня уморить хочешь?

К счастью, назревающий скандал прекратило явление курьера из Царского села, прибывшего с просьбой лейб-медиков к Майе немедленно явиться к государыне.