Черная Леди

— Вы Леонардо? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Вас ждут. Следуйте за мной, пожалуйста.

Робот развернулся кругом и покатился по обшитому панелями коридору, затем остановился и подождал меня.

— Войдите в этот кабинет, — сказал он, открывая передо мной дверь.

— Мистер Аберкромби скоро присоединится к вам.

Я прошел в кабинет, настолько обрадованный тем, что мое опоздание прошло относительно незамеченным, что сначала почти не почувствовал инстинктивного беспокойства, охватившего меня, когда закрылась дверь и я остался совершенно один в замкнутом пространстве. Я принялся разглядывать все, что меня окружало, и приготовился к немедленному появлению Малькольма Аберкромби.

Прошло сорок пять минут, и теперь я чувствовал себя очень одиноким и заброшенным.

Кабинет в точности подтверждал мое представление об этом человеке:

Холодный, богатый, надменный. Он был велик, даже слишком велик, с несколькими дверями и удивительно пустыми стенами — ни картин, ни голограмм. Против двери, в которую я вошел, стоял полированный письменный стол, но на нем, кроме пепельницы и не бывшего в употреблении письменного прибора, не было ничего: ни бумаг, ни компьютера — совершенно ничего. Стул за столом был высоким и узким; обойдя стол, я заметил на сидении стула подушечку. Вдоль одной стены стояли три кожаных стула с высокими спинками, дорогие, но неудобные. Между двумя из них на ониксовой подставке — небольшая хрустальная чаша альтаирской работы.

Окна за столом выходили в сад — акр зеленого лабиринта из тщательно подстриженных кустарников.

Чтобы постоянно не возвращаться мыслями к собственной изолированности, я еще раз обдумал, как же лучше заговорить с хозяином, когда он, наконец, явится. Он уже выразил некое недовольство диалектом Дружбы и Симпатии, а от Просительного диалекта я отказался сам, поскольку не я просил об этой встрече. Дело в том, что я не знал, кто я: гость, который заговорит на диалекте Почетных Гостей, или платный консультант, который прибегнет к диалекту Равных. И, конечно, была возможность того, что я окажусь всего лишь нанятым на неделю служащим, и тогда допустим диалект Наемных Работников, либо (если наш разговор будет касаться исключительно дел) Деловой диалект.

Я все еще бился над этой проблемой, когда дверь отворилась, вошел Малькольм Аберкромби и направился к своему столу. Цвет его одежды — коричневый с янтарным — прекрасно дополнял декор кабинета, во рту торчал массивный золотой мундштук с сладковато пахнущей сигаретой со Спики.

Он сел, последний раз затянулся, вынул сигарету из мундштука и смял ее в пепельнице. Потом откинулся на стуле, сложил руки на животе и принялся меня рассматривать. Я стоял совершенно неподвижно, стараясь произвести впечатление полного спокойствия.

— Леонардо, да? — произнес он наконец.

— Вы правы, Малькольм, — отозвался я.

Он нахмурился.

— Мистер Аберкромби.

Вот вам и диалект Равных. Я тут же перешел на диалект Наемных Работников.

— Как пожелаете, мистер Аберкромби. Уверяю, я не хотел вас обидеть.

— Я скажу, когда обижусь, — ответил он и снова посмотрел на меня. — Похоже, тебе неудобно стоять. Возьми стул, не торчи.

— Простите, не понял?

— Садитесь, — сказал он с недовольным видом. — Если только ваша раса не любит стоять. Мне все равно.

Я повернулся к трем кожаным стульям с высокими спинками, которые стояли у стены, и подошел к одному из них.

— Подвинуть стул к вашему столу, чтобы было удобнее беседовать? — предложил я.

— Оставьте, где стоит, — грубо оборвал он меня. — Если понадобится, будем говорить громче.

— Как пожелаете, — сказал я, осторожно усаживаясь на стул.

— Наверное, вам надо предложить выпить или еще чего-нибудь? — сказал Аберкромби. — Вы вообще что-нибудь пьете?

— Я уже принял дневную порцию воды, — ответил я. — А человеческие стимуляторы и одурманивающие не совместимы с моим обменом веществ.

— Ну и ладно, — он пожал плечами и снова стал меня рассматривать. — Знаете, вы первый инопланетянин, кого я допустил в этот дом.

— Для меня это большая честь, мистер Аберкромби, — сказал я, решив, что диалект Наемного работника — действительно самый подходящий, поскольку диалект Равных исключает ложь в общении.

— Кроме пары слуг, которые и работать толком не умели, — добавил он. — В конце концов пришлось дать им пинка под зад.

— Прискорбно слышать.

Он пожал плечами.

— Я сам виноват. Не надо было нанимать инопланетян.

— Но вы наняли меня, — подчеркнул я.

— Временно.

Минуту мы сидели молча. Он вставил новую сигарету в мундштук, закурил.

— А откуда у вас имя Леонардо? — спросил он неожиданно.

— Когда я был молод, то мечтал стать художником, — объяснил я. — Мне не хватало таланта, но я всегда носил с собой образцы своих работ, время от времени пополняя их. Вскоре после того, как я попал в Галерею Клейборн по программе обмена специалистами, я показал свои работы Гектору Рейберну. Там была интерпретация «Моны Лизы» да Винчи в твенистской манере, которая ему понравилась, и поскольку мое имя непроизносимо для людей, Гектор решил называть меня Леонардо.

— Дурацкое имя.