Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи

А.С.: На счастье, этот «приговор», датированный мартом 1983 г. и больно ударивший по редакции «Природы», не был приведен в исполнение, иначе вас, Лев Николаевич, навсегда отлучили бы от научных занятий. Тем более что и официальная этнография вела и ведет с опальной теорией непримиримую борьбу. Помню, раздавались даже обвинения в расизме. Скажите, возможно ли примирение или сближение позиций?

Л.Г.: Законы крови, как говаривал булгаковский Воланд, – самые темные законы. Межнациональные конфликты последнего времени показали, насколько важно быть в этой области подготовленными, компетентными. Любой неверный шаг чреват взрывом страстей, ведет к человеческим жертвам. Та наука, которая культивируется в нашей стране под эгидой Института этнографии Академии наук СССР, – это монополия, обреченная на загнивание.

Если хотите, науке тоже нужен свой рынок – рынок идей. Распространение должна получать та идея, которая будет иметь спрос, которая потребуется обществу как жизненная необходимость, продиктованная насущными интересами. Тогда, и только тогда, возможно свободное соревнование умов, талантов, способностей, а серые посредственности не будут плюхаться в директорские кресла ведущих институтов и сидеть в них десятилетиями. Для народа такое положение равносильно интеллектуальному самоубийству.

Существующая этнография теоретически беспомощна, практически – бесполезна. А результаты, которыми щеголяют на конференциях и симпозиумах ученые мужи, я считаю идеологическими приписками из разряда «развитых социализмов». Например, тезис о том, что отсутствие в социалистических нациях антагонистических классов якобы ведет к установлению невиданной дотоле социальной монолитности и культурной однородности. Так пропагандируется еще одна разновидность «уравниловки», от которой ничего хорошего ждать не приходится. Утверждается также, мол, в США и других капстранах этническая ассимиляция имеет в значительной степени насильственный характер, а у нас, в СССР, она-де носит исключительно характер естественный. В интеграционные процессы вовлечены все советские народы, постепенно образующие новую общность людей, какой никогда и нигде не бывало, при этом в межэтнических отношениях главенствуют интернационалистские нормы. Где конкретно, в каких пределах несчастного Отечества? В Молдове и Прибалтике? В Закавказье и Средней Азии?

Не могу удержаться, чтобы не привести еще одну цитату: «Особенно большую роль рекомендации этнографов сыграли в социалистическом переустройстве жизни народов Севера – коряков, ительменов, эскимосов, эвенков, ненцев и др. Учет их традиционных культурно-бытовых особенностей существенно облегчил гигантский социальный скачок, проделанный ими в кратчайший срок». Так говорится в солидном академическом издании, вышедшем под редакцией Ю. В. Бромлея, в статье за подписью Ю. В. Бромлея.

А съезд народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, состоявшийся в конце марта 1990 г., чуть ли не стенал от отчаяния и безысходности. Представители коренных этносов начисто отвергли, как заклятье злых духов, плакатный лозунг: «Народы Севера – на пути прогресса!» Они поистине в трагическом положении: варварски расхищаются природные богатства, безоглядно нарушается экологическая обстановка, уничтожаются исконные районы проживания, одновременно ускорилась ассимиляция, столь милая для деятелей с психологией все уравнивающих бульдозеров, словом, малые народы поставлены на край гибели, утрачивается их самобытная культура, исчезает их родной язык.

А.С.: Кстати, Лев Николаевич, еще в двадцатые годы было предписано считать малочисленными 26 народов. Но их-то фактически больше…

Л.Г.: Пора перестать врать – вот что следует понять наконец ревнителям непорочной социальности этноса. Этническое – значит природное, а посему надо беречь любые этносы как саму природу. И усвоить, что изучение этого феномена – задача естественная. Но весь парадокс в том, что на этнические процессы нас заставили смотреть через гуманитарную призму. В первую очередь на помощь приходит история с ее древними манускриптами, но не обойтись также без археологии, филологии и других наук. И в том же ряду для меня – география, климатология, ландшафтоведение, антропология и туго связанный между собой, как березовый веник для русской бани, комплекс биологических дисциплин – от генетики и физиологии до этологии (науки о поведении) и космобиологии.

Только в общественной форме движения материи есть смысл противопоставлять прогресс застою и регрессу. В этнических процессах отсутствуют критерии лучшего. Но это не значит, что в этногенезе нет движения и даже развития, это же не булыжник на дороге. В нем есть пульсация и жизнь, есть начала и концы. Однако не видно истматовского «переда» и «зада».

А.С.: Давайте вернемся от общих формул и дефиниций к конкретике. Как же это все соотносится с новым мышлением, так радикально влияющим на состояние нашего общества? И касается ли оно каждого из нас лично?