Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи

Ребенок, установивший связь с матерью первым криком и первым глотком молока, входит в ее этническое поле. Пребывание в нем формирует его собственное этническое поле, которое потом лишь модифицируется вследствие общения с отцом, родными, другими детьми и всем народом. Будто действует магнит, соединяющий людей и придающий им качества носителей особого ритма. Попади человек в окружение чужих, выбейся из первоначально заданного ритма этнического поля, и даже в комфортных условиях его охватывает ностальгия – тоска по родине.

А.С.: Но сейчас и те, кто никуда не уезжал, чувствуют себя неприкаянными в родной стране. Одних беспокоит утрата былого патриотизма, других путает разрушение представлений о социалистическом Отечестве. Потеряны хоть и воображаемые, но ставшие привычными ориентиры. Пришло время правды, но, ох, тяжко бремя лжи. Нас приучали к тому, что, переливая забродившую, как вино, жизнь в социалистический сосуд, мы устремились в будущее. Так ли это на самом деле? Возможно, просто ловкие виноделы сменили обветшалую этикетку на более свежую, рекламно яркую и завлекающую? Как ни парадоксально звучит, не исключено и другое: поворот к социализму, происшедший в России, – это возврат в прошлое. Разве такое, с точки зрения марксиста, противоречит диалектике?

Л.Г.: Мне, как и миллионам соотечественников, вкусивших прелести ГУЛАГа, не надо объяснять, чем отличаются граждане от неграждан. Это означает рабское положение последних. Неужели дорога к светлому будущему лежала и через рабовладельческий строй? В то же время и на жизнь «вольных» также распространялась власть собственника в виде совокупного начальства.

«Это было, было…» – как поется в песенке. Например, еще китайский император Ван Ман установил в I в. н.э. своеобразный «коммунистический» строй. Была введена госсобственность на землю, а крестьянам выделялись в аренду равные наделы. Существовало подобие монополии на внешнеэкономические связи. В руках государства были сосредоточены торговля солью, вином, железом. Правитель запретил частным лицам иметь золото, собрав его в казну. Хозяйственная жизнь была зарегулирована. И что же? Эксперимент был оборван восстанием «краснобровых», то есть крестьян, убивших реформатора в двадцать пятом году н.э.

А.С.: У нас перемены пока идут со скрипом и пробуксовкой. Критика отскакивает как горох от железобетонной стены административно-командной системы. Пусть кругом развал, а этой крепости – хоть бы хны. За счет чего и на чем она держится?

Л.Г.: Крепость стоит на скале. Пока изменения не затронут фундамента, она будет стоять неколебимо. Ее не колышут общественные заботы, зато у подданных она изымает кроме прибавочного также и часть необходимого продукта. О губительности подобной политики, ведущей к обнищанию и депопуляции, писал еще Т. Мальтус, известный у нас как автор «человеконенавистнической теории», однако бывший не только попом, но и преподавателем Ост-Индского колледжа в Лондоне. Самая краткая формула жизни такого государства – «власть – деньги – власть». Чем же государственный социализм, где фактически богатствами владеет бюрократический аппарат, где царят блат, продажность, взятки, отличается от древних бюрократий? Для нас это реальность: миллионы людей – за чертой бедности, жалкое существование влачат здравоохранение, просвещение, культура.

А.С.: Переход к рынку означает освоение другой формулы, правда, столь же приблизительной, – «товар–деньги–товар». Да, она далеко не идеальна, но в сочетании с экономическими методами управления, правовым механизмом и демократическими свободами показала себя в остальном мире действенным инструментом решения проблем человека, общества, государства.

Крепче всего бастион, пожалуй, внутри нас. Говорят, что тысячелетнее рабство, которое сохранялось даже под знаком социализма, деформировало генотип. Нам, дескать, неведомы были демократические институты, и приходится шарахаться из крайности в крайность. Невольно хочется воскликнуть: способны ли мы вообще освоить демократию как нормальный способ существования?

Л.Г.: Должен уточнить как специалист, что немалые части нашего населения, в том числе целые народы, никогда не знали рабства. Нельзя путать формы жизни, навязываемые государством, с тем, как действительно жили те или иные люди. Если человек на Руси не желал подвергаться насилию, он уходил в степь или глухомань, благо простора хватало. Русские, роднясь с кочевниками, становились казаками. Этот процесс шел веками на пространстве от Днепра до Уссури. Наши землепроходцы достигли даже Калифорнии в Америке.