Черная линия

Не прекращая писать, Марк пытался представить себе эту жидкость, которой никогда в жизни не видел.

— Если она содержит частицы, значит, она не совсем жидкая?

— Да. Скорее густая, немного вязкая.

Склонившись над блокнотом, он записывал каждое прилагательное, каждую характеристику. Пожилая дама не зажигала свет, и в кабинете становилось все темнее.

— Перейдем к крови, так сказать, девственности, вы не против?

Гинеколог бросила быстрый взгляд на часы, — эта беседа, наверное, казалась ей смешной.

— Можете ли вы объяснить мне этот феномен? — Он смущенно хихикнул. — Тут тоже надо начать с нуля.

— Это еще проще. В глубине влагалища находится мембрана: девственная плева. Когда пенис первый раз входит во влагалище, он рвет эту мембрану.

— И кровоточит именно мембрана?

— Да. Но обратите внимание: как правило, она уже в той или иной степени повреждена. Достаточно задеть мочалкой, или если девушка занимается самоудовлетворением…

Марк отметил последнюю деталь. Может быть, имеет смысл описать какую-то интимную подробность юности Элизабет… Он спросил:

— А какого цвета эта кровь?

Женщина не ответила. Теперь видны были только ее белые волосы, выделявшиеся ярким пятном над тонувшим в полумраке лицом цвета обожженной глины. Казалось, она снова задумалась. Своими неловкими вопросами Марк заставил ее вернуться к элементарным понятиям.

— В этом случае, — сказала она наконец, — кровь имеет малиновый оттенок. В ней содержатся частицы девственной плевы. И конечно, вагинальный секрет. Предполагается, что этому сопутствует сексуальное удовольствие.

— Предполагается?

Марк отмечал любые отступления, любые замечания личного порядка.

— На деле это удовольствие редко имеет место, — продолжала гинеколог. — Происходит разрыв, приобщение к новым сексуальным отношениям. Все это, хотите вы того или нет, достаточно жестоко. И эта кровь — кровь из раны. Внутренней раны. Она отмечает начало новой эры…

В ее голосе послышались мечтательные нотки. Понемногу Марк начинал проникаться особенной атмосферой кабинета. Стены, мебель — все темнело, как своды пещеры. Слова женщины приобретали древний магический смысл. Ему казалось, что он слушает Пифию. Женщина, кажется, поняла это. Она нарушила очарование, прокашлявшись:

— Ну, это вам подойдет? У меня назначены другие посещения.

Она лгала. Она просто не хотела отдаваться во власть колдовства.

— Простите меня, — быстро сказал он, — но я говорил и о третьем виде крови: крови от повреждений, скажем, в результате несчастного случая… Можете ли вы мне что-то сказать и о ней?

Она вздохнула и зажгла лампу. Абажур из ткани, напоминавшей пергамент, с красными прожилками. В золотистом свете ее лицо выглядело еще старше. Морщинистая, иссушенная кожа, словно выкопанная из песка.

— Мне нечего сказать вам на эту тему, — ответила она. — Это… обычная кровь.

— Никакой разницы между мужской и женской кровью?

— Нет, никакой. Состав ничего не меняет. Повторяю вам: если рана затронула артерии, кровь будет ярко-красной. Если вены — более темной. Вот и все.

— У вас есть фотографии?

— Фотографии?

— Да. На которых была бы видна кровь разных типов, о которых мы говорили.

— Не представляю, зачем бы они мне понадобились. Единственное, что у меня есть, это снимки медицинского характера, сделанные под микроскопом.

— А цвет там виден?

— Нет. Извините. — Она положила руки на стол. — Теперь…

Он вспомнил строки из письма Реверди: «…найди правильные слова, чтобы я мог увидеть здесь, на листе бумаги, цвет этой сокровенной жидкости…»

— Подождите, — настаивал он. — Если бы вы решили использовать метафоры, чтобы придать какое-то символическое значение каждому виду крови, что бы вы сказали?

— Послушайте…

— Буквально несколько слов.

Женщина заколебалась, потом вжалась в свое деревянное кресло. Опустила веки. Коротко улыбнулась, отчего морщинки вокруг глаз стали заметнее.

— Я бы сказала, что кровь девственности насыщенная. Наполненная смыслом. Это одновременно и жизнь, и смерть. Конец невинности, свободы. Сексуальность существует и у детей, но для них она еще не стала тюрьмой. Желания — это простые видения, мимолетно пронизывающие тело. Когда приходит созревание, когда происходит дефлорация, эти блуждающие огоньки обретают плоть, окрашиваются в красный цвет, превращаются в органическую силу, которая уже не оставит подростка…

Она открыла глаза. Настоящий серый перламутр.

— Повторяю вам: это кровь из раны. Раны, которая никогда не заживает. В ней воплощено призвание желания. Вечный зов. Ненасытный зов.

— А если бы вам надо было охарактеризовать ее цвет, пользуясь палитрой художника, что бы вы сказали?

— Пурпурный. Что-то между илом и малиной. Грязь и плод. Какая-то смесь глины с мякотью фрукта. Краплак — вот точное определение этого цвета.

Марк лихорадочно записывал: Пифия обрела голос.

— Не знаю, разбираетесь ли вы в живописи. У Боннара есть известная картина, которую всегда упоминают, когда хотят привести пример, «Женщина с кошкой». Там фон такого оттенка. Четкий, насыщенный, но в то же время полный новой жизни, богатый, сладкий.