Черная луна Мессалины

Но у матроны Лепиды оставался маленький Нерон. Теперь, когда отношения с Великой Темной Матерью больше походили на вражду, патрицианка просила у Юпитера, чтобы всемогущий сделал императором ее племянника, ибо от власти патрицианка отказываться не собиралась. И, по большому счету, Домиции Лепиде было все равно, кто принесет ей эту власть.

А в это самое время наследство Гекаты – золотая булла в виде крылатой химеры и лунный гребень – удалялось от Рима все дальше и дальше, чтобы вернуться в Иудею и там упокоиться в патриархальной семье Исаака Леви.

Москва, 199… год

Смерть Эльки перечеркнула мою жизнь. Могла ли я подумать, что буду хоронить свою девочку? Даже в самом страшном сне я не переживала ничего ужаснее. Элька мертва! Стоя под черным январским небом, я проклинала себя и его, Ника Цацкеля. Я не должна была допустить! Я обязана была предвидеть! Я думала, он лишь досадная помеха, дурачок, блаженный, и недооценила той разрушительной силы, с которой рвался спасать человечество экстрасенс.

Все пошло не так в тот момент, когда я в первый раз заметила Николая Ароновича. Я сразу поняла, что борец за счастье людей меня в чем-то подозревает. Как подозревает всех и каждого. И, отправляясь после звонка Геннадия Кульбицкого в музей за гребнем, я про себя умоляюще шептала: «Только бы бывшего сотрудника там не было! Только бы не было!» Но этот изворотливый тип, хитрый и расчетливый, и лишь прикидывающийся умалишенным, специально не показывался в музейных залах до тех пор, пока я не зашла в кабинет директора. Ведь параноидальный бред его – не такой уж и бред. Хранители действительно существуют. И я последняя. Теперь уже последняя.

Мне было двадцать пять, когда однажды бабушка присела на край моей кровати и спросила, умею ли я хранить секреты. К тому моменту я немало пережила, сбежав с малышкой Элькой из чеченского села, куда нас в качестве рабынь продал муж-картежник, задолжавший приличную сумму своим партнерам по игре, и думала, что знаю о жизни все. Чудом спасенная крохотная Элька посапывала в своей кроватке, мама с Романом что-то обсуждали на кухне, и я утвердительно кивнула.

И вот тогда я узнала, что много столетий тому назад наш предок по имени Исаак Леви был избран для хранения артефактов. Потомки его, как могли, продолжали оберегать доверенные Исааку сокровища. Но время от времени мужчины нашей семьи давали слабину, влюбляясь в новоявленных Лилит, и передавали им и гребень, и химеру. И вот тогда дочери Гекаты обретали силу и власть. Лу Саломе, Мария Тарновская, Мата Хари – всех и не упомнишь. Но мы, женщины-Евы, всегда противостояли женщинам-Лилит, исправляя за нашими мужчинами последствия их страсти к роковым красавицам и возвращая артефакты в семью.

Так случилось и тогда, когда мой прадед, морской офицер, влюбился в Александру Коллонтай. Не зная, чем поразить возлюбленную, он забрал из семейного хранилища – деревянной шкатулки с тонкой резьбой – гребень и подвеску и, желая видеть Шурочку богиней, щедро одарил наследством Гекаты. Вот тогда-то Коллонтай и стала той самой валькирией революции, о дерзостных свершениях которой и по сей день слагают легенды. Когда до незадачливого предка докатились слухи о бесчинствах его обожаемой Шурочки, прадед понял, что натворил, и, не в силах вынести позора, на глазах возлюбленной пустил себе пулю в лоб. Но перед смертью все рассказал супруге.

Надо ли говорить о том, что после революции жену бывшего белогвардейца сослали на поселение в Магадан, куда она и отбыла с тремя детьми. До самой Великой Отечественной войны проживала моя прабабушка на Севере и преподавала в местной школе немецкий и французский языки, а когда объявили мобилизацию, посвятила подросших детей – сына и двух дочерей, Наталью и Софью, в миссию нашего рода. Старшая из сестер, Наталья, загорелась идеей найти святыни и с этим решением отправилась на фронт. Младшая, Соня, которая позже станет моей бабушкой, осталась на Колыме и по распоряжению Дальстроя, издавшего приказ о формировании стрелкового полка самообороны, до конца войны так и не выпустила винтовку из рук.