Они бежали по улице, боясь опоздать. Котя хватал открытым ртом ледяной воздух и с шумом выдыхал его, плача на бегу. Слезинки застывали на щеках студеными дорожками, и мальчику казалось, что на коже прожигаются глубокие канавки. Забежав в палисадник, они остановились рядом с гипсовой фигурой горниста, и мама, вытерев слезы на горячих Котиных щеках и усадив сына на обледенелую скамейку, заторопилась к дому. Там, стоя у подъезда перед машиной «Скорой помощи», консьержка махала рукой и пронзительно выкрикивала:
– Наташа, скорее сюда! У вас есть ключи? Александра Михайловна вызвала врачей, а дверь не открывает!
Мама, следуя за неповоротливой теткой, дежурившей в парадном элитного дома по нечетным дням, скрылась за массивной дубовой дверью. Затем из подъезда вышел высокий парень в белом халате медбрата и устремился к лавочке, на которой сидел Котя. Парень достал сигареты, закурил и разжал кулак, рассматривая желтую женщину-сову, которую Котя видел на шее у Королевы Ведьм. Искоса поглядывая на парня, на кармашке синей медицинской куртки мальчик прочел вышитую надпись «А. Громов». Стараясь не смотреть на похитителя подвески, Котя поднялся с лавки и побежал в подъезд, чтобы рассказать маме о случившемся.
В том, что этот самый Громов украл женщину-сову, мальчик не сомневался. Котя не мог себе представить, чтобы так рассердившаяся из-за разбитых духов Коллонтай подарила свою любимую подвеску, с которой никогда не расставалась, первому встречному санитару. Мальчик потянул на себя тяжелую дверь и чуть не отлетел, получив удар по шапке медной ручкой. Шарахнувшись в сторону, Котя смотрел, как прямо на него несут накрытые простыней носилки, на которых кто-то лежит. За носилками шла мама. И плакала.
– Котенька, – всхлипнула она. – Вот мы с тобой и остались без работы. Александра Михайловна умерла.
Держа маму за руку и вместе с ней следуя к карете «Скорой помощи», мальчик не мог отвести от носилок потрясенных глаз. Коте казалось, что он видит перед собой не белую простыню, а крылья, некогда потерянные валькирией на полях сражений и теперь обретенные ею вновь для того, чтобы войти в мир мертвых во всей красе. Эта мысль так увлекла мальчика, что Котя даже не вспомнил о золотой подвеске в руках санитара.
– Что так быстро? – вскинула брови старуха, открывая им дверь. Папиросу из одного угла рта она деловито передвинула в другой.
– Гертруда Яновна, несчастье. Этой ночью скончалась Коллонтай, – сдавленно проговорила мама, раздевая Котю.