Черная Мария

Лукас ответил не сразу. Он молча отошел к окну, его ноги болезненно отзывались на постоянную вибрацию пола. Сейчас он находился в транспорте, которым управлял не он сам, а кто-то другой. Это наводило на мысль о том, что в любой момент вагон может остановиться, и тогда все трое вспыхнут живыми факелами и погибнут мучительной смертью. И он уже ничего не сможет сделать.

Глядя в окно на ночные пейзажи, Лукас в который раз обдумывал свой план. Он чувствовал, что находится на волоске от гибели. Потом повернулся к Софи и сказал:

— Да, я думаю, от них.

Глаза Софи внезапно наполнились слезами.

— Их больше нет, Лукас. Их нет, а мы все еще в заднице!

— Подожди, не кипятись! Не все так просто... Когда тот лимузин шел за нами...

— Ну да, ты слышал по рации какую-то ерунду...

— Да, какую-то ерунду. — Лукас взвешивал слова. Он не знал, что видела или слышала Софи на семьдесят девятом шоссе. — Ерунду, которую не может знать никто на свете. Это было из моего детства. Из давней жизни в Лос-Анджелесе. Эта ерунда шла точно в мою проклятую центральную нервную систему — понимаешь? Мерзкая и болезненная ерунда, которая никогда не уйдет...

— О чем ты говоришь?

— Я говорю, что, похоже, ни один из нас до конца не понимает, с чем мы имеем дело.

— А как ты думаешь, с чем?

— Не знаю.

— Что это было, по-твоему?

— Не знаю.

— Брось, Лукас! Ты что, считаешь, это как-то связано с тем, о чем говорил дядя Флако? Это был Зверь?

Лукас покачал головой:

— Нет, нет, нет... Послушай, это уже не имеет значения, потому что лимузина больше нет. Я просто хочу сказать, что мне тогда было очень больно.

— Лукас, что ты задумал?

Он уже хотел было во всем ей признаться, но сдержался и долгую минуту смотрел на хрупкую маленькую фигурку. Он всегда гордился тем, что их с Софи взаимоотношения были построены на полной честности. Они ничего не скрывали друг от друга. Ничего. И от этого, казалось, их дружба только выигрывала. Но теперь, впервые за все время их знакомства, Лукас решил соврать, и крупно.

— Мой план, — ответил он, — состоит в том, чтобы оставаться в поезде до тех пор, пока это сучье проклятие не ослабеет.

Софи погасила окурок о стальной прилавок. На ее лице отразилась нараставшая тревога, щеки вспыхнули.

— Это и есть твой план?

— Да, это и есть мой план.

— Лапшу мне на уши вешаешь?

— Никак нет, мэм.

— Лукас, мы в этом поезде считай что покойники. Не говоря уже о прочем, топливо кончится раньше проклятия — если проклятие вообще кончится.

Лукас посмотрел ей в глаза.

— У этих тепловозов топливные баки на тонны.

— Нас рано или поздно остановят, Лукас.

Лукас молчал, рассеянно прислушиваясь к ровному перестуку колес. Софи была абсолютно права. На теперешней скорости к рассвету они доберутся до города Пуэбло в штате Колорадо. Но кто знает, что сейчас делается на сортировочной станции, откуда самовольно уехал этот поезд? Мало ли что сказал им старый машинист! Возможно, руководство компании «Амтрак» уже поставило на уши дорожную полицию на всех станциях по маршруту сбежавшего поезда! Возможно, уже сейчас устанавливаются многочисленные автоматические ловушки, блокираторы рельсов, переводятся дорожные стрелки. Пусть старик машинист стал их почти добровольным соучастником, поезд так или иначе сумеют остановить. Именно поэтому Лукасу было необходимо как можно скорее начать действовать. Элемент внезапности был для его плана критичным.

Но теперь он не мог придумать ничего лучшего, кроме как сказать:

— Я ж тебе говорил, что мы из этой задницы вылезем.

Софи не могла справиться с дрожью.

— Нам надо просто сдаться. Давай попробуем попасть в больницу.

Лукас решительно покачал головой:

— Не выйдет.

— Лукас, может, они смогут остановить болезнь.

— Ни хрена не выйдет. Мы зажаримся еще до дверей приемного покоя. Кроме того, если ты помнишь, мы убегаем и от закона. Ты думаешь, нас сначала повезут в больницу, а не в полицейский участок?!

Воцарилось напряженное молчание. Стучали колеса внизу. Лукас снова почувствовал подступавшую к горлу волну горячей дурноты. Съеденные пончики лежали в желудке мотком проволоки. Наконец он обернулся к Софи и сказал:

— Девочка, ты просто должна иметь веру. Должна вспомнить, что сказал твой друг Мило насчет...

И тут Лукас остановился на полуслове. Он увидел, что Софи низко опустила голову и уже его не слушает.

— Софи!

Она подняла глаза. Лукас увидел, что она плачет.

— Софи?

Слезы струились по ее щекам, и она не сразу смогла ответить ему:

— Знаешь, мне всегда казалось... понимаешь, я никогда особо не верила...

Лукас ощутил в душе знакомую боль. Тупую сладковато-горькую боль. И она была непреодолима. Не сама боль, а желание, необходимость утешить, успокоить Софи. Он обошел стол, сел рядом с ней и сказал:

— Ничего, девонька, не переживай.

И не зная, что сказать лучшего, добавил:

— Скоро все это кончится.

* * *